Как я съездил в Чечню и перестал бояться чеченцев | EZOLOTUHIN
Про чеченцев пишут и говорят разное, чаще даже страшное и не самое приятное. Перед поездкой я пытался найти знакомых, которые уже бывали в Чечне, чтобы узнать, что там и как. Но никого не нашлось, оказалось, все просто боялись и даже мои опытные товарищи путешественники не решались поехать в эту кавказскую республику.
Я, конечно, тоже боялся отправляться в эту поездку, но все же в итоге съездил в Чечню и совсем перестал бояться чеченцев. Оказалось, они совсем не страшные, очень гостеприимные и приятные люди.
«Ну как, не страшно, не стреляют на улицах у нас?», — с таких слов начал разговор продавец в одном из магазинчиков в центре Грозного, когда понял, что я не местный.
Мы немного с ним разговорились, оказалось, что в Чечне знают об опасениях людей из других регионов, кто-то из-за этого рассматривается, кто-то находит повод для шутки, как этот продавец.
Мужчина оказался очень интересным, рассказал много о тех временах, когда было действительно опасно, когда была война. По его словам, обычные чеченцы никогда не имели ничего против русских, всегда считали нас братскими народами, хоть и с разной верой.
В общем прекрасный получится разговор, я забрал пакет с покупками и пошел прогуляться по городу. Буквально через пять минут ко мне подошли полицейские с автоматами, чеченцы… И спросили, все ли у меня хорошо, не нужно ли мне что-то подсказать или как-то помочь.
Если честно, крайне неожиданный поступок от ребят в форме и с автоматами. Со стороны они выглядели очень пугающее, а вот в общении оказались очень дружелюбными, подсказали хорошее кафе с шашлыками и добавили, что если будет что-то нужно, то можно обращаться на улице к любому человеку, хоть к полицейскому, хоть к обычному местному, чеченцы всегда помогут.
И они оказались правы. За несколько дней я пару раз спрашивал что-то вроде дороги у прохожих, так они были настолько рады, что не просто доводили меня до нужно места, но еще и предлагали поехать с ним есть шашлыки, за их счет естественно.
В общем, максимальный уровень гостеприимства, такое даже трудно было представить.
Если первые разы я думал, что мне все же везет, то потом уже окончательно убедился, что чеченцы народ действительно не страшный, а очень дружелюбный и гостеприимный. Несмотря на трудную судьбу и историю люди остались людьми и жато главное.
Чеченцев бояться я перестал и с радостью вернусь в Грозный еще раз, и позову с собой друзей, которые на такую поездку еще не решились.
Безопасная Чечня? Съездил в Грозный и вернулся назад : eugzolotuhin — LiveJournal
В интернете говорят, что в Чечне страшно и не очень безопасно, в МВД же говорят, что в Чечне безопаснее всего в стране.
Кому верить и правда ли, что в Грозном туристам можно чувствовать себя спокойнее, чем где-либо еще в России? Отправляемся в Чечню лично и ищем ответы на эти вопросы.
Ну, как, страшно, стреляют у нас на улицах?
В Чечне на улицах можно встретить людей с оружием на улицах, не прямо так, чтобы каждый первый шел с автоматом, но все же таких людей больше, чем в других регионах нашей страны.
В основном это бородатые и очень грозно выглядящие сотрудники чеченской полиции или каких-то других силовых структур, в Чечне их много. В Грозном даже на входе в некоторых заведения и мечети висят распечатки с напоминанием, что входить с оружием нельзя.
Первое время это немного пугает и настораживает, тем более периодически приходят новости об уничтоженных на Кавказе боевиках, иногда даже из Чечни, но чаще все же от соседей. Спустя небольшое время привыкаешь и страх пропадает, официальная статистика не припоминает в последнее время каких-то инцидентов с террористами и мирным населением. Но все же это Кавказ, поэтому на всякий случай люди с автоматами не помешают, подход в Чечне такой, лучше перестраховаться.
Понятное дело, что выяснить количество реальных террористов на Кавказе не так-то просто, но Рамзан Кадыров недавно сообщил, что в январе ликвидировали последних чеченских боевиков.
Люди в основном гостеприимные, но не очень общительные.
Если что-то спросить, то ответят, подскажут и даже накормят, как и положено на Кавказе. Сами же, даже чеченские таксисты, обычно ограничиваются стандартными вопросами «Откуда приехал?» и «Нравится Грозный?», дальше разговор продолжают, если только сам проявишь интерес к беседе. Если не проявишь — молчат. Но никакого негатива или косого взгляда.
Исключением был пожилой продавец в местном мини-маркете. Увидев явно неместного, да еще и с фотоаппаратом, тут же начала шутить: «Ну, как, страшно, стреляют у нас на улицах?». Потом мужчина рассказал уже не очень веселые истории про времена, когда на улицах действительно стреляли, про то, как убегал с семьей из Чечни, чтобы выжить, про то, как возвращался назад и надеется больше никогда не узнать, что такое война.
Фотографировать можно все
В местах, где по городу ходят люди с автоматами, обычно запрещено фотографировать почти все. В Грозном за несколько дней с вопросом по поводу моего фотоаппарата подошли лишь однажды, как раз те самые бородачи с автоматами из чеченской полиции.
Для примера, в соседнем Дагестане примерно каждый второй местный пытался выяснить мои цели нахождения в республике с фотоаппаратом, а каждый третий пытался запретить все и устроить из-за этого самого фотоаппарата драку, доходило даже до вызова полиции. В Чечне фотографировать можно все и никому до тебя нет дела.
Машину можно не закрывать
Такие истории я слышал от грузин, которые вспоминали времена Саакашвили. Говорят, тогда можно было не закрывать машину и никто бы даже не подумал что-то украсть, потому что нашли бы и наказали.
Такие истории я слышал теперь и в современной Чечне. А потом даже видел, как люди действительно оставляли машины и шли по своим делам. Потому что преступность в Чечне на каком-то очень смешно уровне. Воровать — плохо, украдешь — найдут, извинениями по телевизору не отделаешься. Это знают все и даже не пытаются испытывать судьбу.
По Грозному можно гулять ночью, даже на окраине. И нет никаких странных оценивающих и провожающих взглядов, нет странных личностей на лавочках с пивом. Идешь и чувствуешь себя где-то в Швеции, с кавказским колоритом, конечно. Прогулки по Грозному, пожалуй, самые безопасные и приятные из тех, что случались со мной в России, уже на второй день просто перестаешь даже переживать о том, что что-то может случиться.
А может ли что-то случиться?
Может ли что-то случиться с приезжим в Чечне? Может. Причем совсем случайно и из-за не очень очевидных вещей. Если с женщинами все понятно и любая девушка понимает, что не стоит гулять по Грозному в мини, то с мужчинами все чуть сложнее. Многие считают, что в исламском регионе у мужчин будет полная свобода и делать они могут все, что угодно. Это совсем не так, для мужчин в Чечне также есть ограничения в одежде, не стоит надевать шорты и майки, которые открывают плечи. Это будет считаться неуважением к местным.
Конечно, если приехать в Грозный и пойти гулять в шортах, то до драки скорее всего не дойдет, но местные обязательно тактично сделают замечание о том, что так тут не принято. И это не потому, что они злые, просто другая культура. Кто бывал в арабских и религиозных странах в курсе, но в России многих такие правила все же удивят.
Такая же история с алкоголем, пить его публично не стоит, общественное осуждение вполне оправданно не заставит себя ждать. Да и не получится так просто выпить в Грозном. В Чечне фактически действует «сухой закон», что-нибудь крепкое можно купить рано утром лишь в одном супермаркете на окраине города, либо в одном единственном ресторане с алкоголем в башне Грозный Сити. И оно того не стоит, жизнь прекрасна и с обычныы соком.
Рамзан, спасибо за Грозный
Грозный 90-х и Грозный сейчас это два разных города. Разных настолько, что не приезжавшие в Чечню с тех времен гарантированно узнать город не смогут, того Грозного уже просто нет и не будет. Весь центр, да и не только, был просто уничтожен во время войны. Даже в ООН признали город самым разрушенным в мире после времен Второй мировой войны.
Говорят, дешевле и проще было бы просто забыть про Грозный и построить чеченскую столицу на новом месте, чем разбирать то, что осталось. Но все же в 2000-е город начали восстанавливать, сперва под руководством Ахмата Кадыров, потом продолжили уже с Рамзаном. Делали все самое-самое, самая большая и красивая мечеть, Грозный Сити и прочее. Деньги, конечно, выделялись из федерального бюджета России, за что Чечню некоторыми принято не очень любить. При этом нелюбители Чечни не обращают внимание на то, что современный Грозный — реально один из самых «европейских» городов в России.
Можно все это списать на бесконечные дотации, но, как оказалось, все не так просто. Например, соседний Дагестан федеральных денег получает еще больше, но на Махачкалу страшно смотреть, хуже столицы Дагестана город вообще найти трудно. А Грозный другой, в Грозном смогли.
Рецепт чеченского чуда оказался прост — не воруют. Иначе это никак не объяснить. Как мне рассказывали некоторые чеченцы, все работает очень просто, выделяют ответственному человеку определенную сумму на строительство дороги и дальше не интересуются, как и что он делает.
Но если вдруг спустя время по дороге проедет Рамзан и заметит неровность, то ответственного человека найдут и спросят, что же случилось. А потом заставят переделать вообще все, за свой счет. И так во всем.
«Рамзан, спасибо за Грозный!», — мерцает на башне в центре города, а ты смотришь и понимаешь, за что именно спасибо. Нравится тебе Рамзан или нет, но отрицать существующие факты, конечно, трудно, без него навряд ли бы Чечня была сейчас такой, навряд ли в центре Грозного можно было бы пить латте в кафе «Париж», навряд ли бежавшие от войны семьи смогли бы снова жить на своей земле, навряд ли русские люди могли бы приезжать в Чечню и чувствовать себя в безопасности.
Стоит ли ехать в Чечню?: artemspec — LiveJournal
Визит в Чечню оставил у меня странное чувство, природа которого — не страх. Просто я все представлял себе совсем не так.
Полный самолет мускулистых бородатых мужчин и женщин в платках, табличка «Прием и выдача оружия» и мечеть в аэропорту.
Сам аэропорт выглядит неплохо, хотя надписи на крыльях облицованного сайдингом здания выглядят… хм, немного не по-европейски. Подобное я встречал в странах Азии. Но все что написано — правильные слова, не придерешься.
Цитаты из творчества лидеров нации встречаются в Чечне часто — как и их портреты. Зато дороги — очень хорошие, нигде на Северном Кавказе таких нет.
За окном проплывают красивые аккуратные кварталы. Девушка-экскурсовод рассказывает в микрофон, как это здорово — быть женой чеченца. Пусть согласно обычаям ей и приходится на свадьбе стоять в уголке без возможности выйти в туалет. На самой свадьбе, кстати, гуляет только родня жениха. В его семье новоиспеченная жена должна будет выполнять все работы по хозяйству, рожая детей до того момента, пока не родится мальчик. Одним мальчиком тоже нельзя ограничится — «один, два ребенка — это не семья!». Для неподготовленных ушей, звучит сложновато.
Но на миловидном лице девушки и по ее словам я не вижу не тени сомнений в правильности сделанного однажды выбора. У нее двое детей, выглядит она отлично. Судя по всему, у нее все хорошо. Есть даже шкатулка с золотыми украшениями, подаренными на свадьбу согласно древней традиции. Плюс к тому, она чувствует защиту и поддержку семьи — что может быть важнее?
Все о том же, о традиционных ценностях рассказывает и 59-ти летний Адам Сатуев, бывший работник МВД, построивший на большом участке в Урус-Мартане собственный мини-город Донди-Юрт (теперь — частный этнографический музей).
Тут есть все, что нужно чеченцу — землянка, жилая и сторожевая башни, мастерская, дом, и даже склепы.
Строительство началось в середине восьмидесятых, после того случая как Адам, бывший тогда известным борцом, попал в серьезное ДТП и чуть не лишился жизни. Стимулом к этому грандиозному проекту стало прочтение книги «Город Солнца» итальянского средневекового утописта Томмазо Кампанелла.
Неожиданная история!
Традиционная чеченская жилая башня имела три этажа.
Первый этаж — для животных,
второй — для хозяев, а третий — для гостей — его посмотреть не удалось.
Убранство жилого дома.
В поместье Адама Сатуева собраны всевозможные артефакты, от костей динозавров и окаменелостей….
…до утвари возрастом несколько столетий…
…и всего остального, что осталось от чеченской истории после двух войн и депортации.
На этом велосипеде один из жителей Урус-Мартана съездил в Мекку и вернулся обратно…
… Адам показывает ксерокопии штампов в паспорте отважного путещественника.
Сатуев с гордостью демонстрирует фотографии своих гостей. На снимках — Жерар Депардье, Рамзан Кадыров и другие люди — попроще.
На некоторых снимках — сам Адам в молодости.
Снова заходит разговор про семейный уклад. Положив руки на красивый посох, Адам рассказывает, что детей в Чечне испокон веков воспитывали бабушки и дедушки, а не родители, так как они пожили подольше, и уже успели обрести мудрость. А еще Адам цитирует Шамиля, часто после своего пленения в почетной ссылке говорившего: «Если бы я знал, какая Россия большая и могучая страна, я никогда бы против нее не воевал».
Размышления Адама наводят на философский лад, и его «Город Солнца» становится для таких мыслей отличным местом.
Стоит выйти за мощные ворота (еще одна примета чеченского жилища) — от средневековой эстетики не остается ни следа.
Кругом безликие, но крепко построенные дома частного сектора. По дорогам ездят одинаковые «Лады», которые, к слову, собирают в Чечне. Мы едем в Грозный — поначалу, в сопровождении машины ДПС.
Колонна белых «фордов» выглядит внушительно. Учитывая наше сопровождение, под звук сирен все вокруг прижимаются к обочинам.
Мы несемся с большой скоростью, совершенно недопустимой в других условиях. На очередном перекрестке полицейские вытягиваются в струнку и отдают нам честь, видимо, перепутав нас с какими-то действительно важными персонами.
А вот и он, Грозный. Честно говоря, я ожидал увидеть все, что угодно, но не сверкающий в ночи оазис. Подобное впечатление на меня как-то произвела китайская Маньчжурия.
Но Грозный выглядит гораздо круче, ведь вокруг меня не торговые центры и рестораны, а величественные монументальные постройки. Например, мечеть Сердце Чечни.
Днем Грозный выглядит тоже очень хорошо, и дело не ограничивается проспектом В.В. Путина. Наверное, это самый чистый город в России.
Грозный-сити.
Из моего номера в отеле Грозный Сити открывался вот такой вид на город.
Немало построек в вайнахском стиле.Если смотреть со стороны, то складывается впечатление, что в Чечне живут неплохо. Во всяком случае я не видел ни одного полуразваленного здания, ни в Грозном, ни в селах.
А еще в Чечне нет тонированных автомобилей — точнее, те что есть, принадлежат к различного рода спецслужбам. А обычные автомобили все прозрачные, как аквариумы.
В Чечне не продается алкоголь. Точнее, говорят, где-то его можно купить (строго с 8 до 10 утра), но такие места мне не попадались.
Еще одна особенность — на каждом перекрестке стоят полицейские с оружием. Они имеют ярко выраженную славянскую внешность. Блокпостов по пути много, но они не напрягают (возможно потому, что про нас им все известно, и все посты мы проезжаем без остановки, и даже когда я веду съемку второй машины из багажника, это не вызывает вопросов).
Нет напряжения в и общении с простыми чеченцами, переодически принимающими меня за своего. Приветствуют, «Ассалам Алейкум», а далее — на незнакомом мне языке… Но проблем нет.
Даже когда я сам иду на конфликт. «Откуда вы?», спрашивает меня суровый бородач. Из России, говорю. Бородач улыбается, вежливо отвечает: “Понятно, что из России, мы в России сейчас.
Из Москвы?”
Я киваю, и снова пытаюсь обдумать происходящее, благо свежий воздух способствует течению мыслительного процесса.
“Мой отец говорил мне: увижу, что ты плачешь, побью!” Интеллигентный бородач в очках с ноутбуком напротив меня, рассказывающий за ужином об особенностях чеченского воспитания, на варвара совсем не похож. В очередной раз я теряюсь в своих мыслях, и не могу прийти к однозначному выводу. То, что работает в большом городе, не сработает в горах, и наоборот.
Да и вообще, стоит ли противопоставлять общинное устройство внутри ограниченной территории современному обществу, не признающему традиционных ценностей? Как показывает практика, из подобных столкновений не может выйти ничего хорошего.
Так, городскому человеку со стороны будет трудно найти свое место тут, и наоборот — горцу будет непросто ассимилироваться в большом городе в отрыве от корней. Тот случай, когда не надо путать туризм с эмиграцией….
Туристическая индустрия, к слову, в Чечне развита слабо, но она потихоньку развивается — и вполне реально приехать сюда и путешествовать по республике в сопровождении гида (это сильно упрощает общение с местными).
А посмотреть тут, помимо Грозного, есть что: чего у Чечни не отнять — так это фантастических природных красот.
Чтобы увидеть их, нужно, конечно же, отправиться в горы.
По дороге можно заехать на рынок в Ведено и закупиться свежими лепешками, фруктами и лимонадом. На всякий случай, на рынке я использовал бесшумный электронный затвор, который после выхода новой прошивки появился в моей камере Olympus OM-D E-M1. Очень полезная фишка!
Дорога от Ведено через Харачой к озеру Казеной-Ам (Кезеной-Ам) потрясает не только высоким качеством асфальта и разметки, но и открывающимися за каждым поворотом видами.
Сторожевая башня в селе Харачой выглядит внушительно. Удивительно, но это абсолютно новая постройка, хотя и выполненная по традиционной технологии.
Горные перевалы красивы сами по себе.
Иногда по пути встречаются застрявшие в очередном снежном буране и брошенные автомобили.
Автомобили бросают тогда, когда вытащить их невозможно — так, у этой “Газели” оторвали все, что можно, пытаясь вызволить из снежного плена.
Суровая природа чем-то напоминает норвежские фьорды. Чистое, лишенное всякой мути белое безмолвие на километры вокруг.
Само озеро, расположенное на высоте 1863 м над уровнем моря — самое большое на Северном Кавказе.
Даже при сильном ветре тут не бывает волн, поэтому именно здесь до войны располагалась база сборной СССР по гребле. Сейчас бывшая база реконструирована и превращена в неплохой отель.
Красоты вокруг не требуют никаких комментариев. Они прекрасны и самодостаточны.
Неудивительно, что даже после позднего ужина, сопровождающегося удалой лезгинкой, в полшестого утра я обнаружил себя на берегу озера с фотоаппаратом в ожидании рассвета.
Вы, наверное, ждете, что я сейчас напишу, мол, все поезжайте в Чечню немедленно.
Это было бы логичным выводом из моего текста и фотографий, но я скажу иначе: Чечня полна природных красот. Я встретил там немало дружелюбных людей.
Но ехать или не ехать — решайте сами.
«Война — это, сука, страшно» В 1994 году российские солдаты вошли в Чечню. За что они сражались и умирали?: Общество: Россия: Lenta.ru
«Лента.ру» продолжает цикл статей о первой чеченской войне. Федеральные войска вошли в Чечню 11 декабря 1994 года — начались боевые действия, которые продлятся больше полутора лет, унесут и искалечат десятки тысяч жизней. «Лента.ру» поговорила с солдатами и офицерами, которые были в Чечне с 1994 по 1996 год, чтобы узнать, как готовился штурм новогоднего Грозного, что помешало быстрой и победоносной операции и почему они не считают завершение войны победой.
Этот текст из цикла «Ленты.ру» к 25-летней годовщине чеченской войны впервые был опубликован 11 декабря 2019 года. Теперь он публикуется повторно. Остальные тексты из цикла читайте ЗДЕСЬ
«Семьям не сообщалось, куда и зачем мы летим»
Владимир Борноволоков, бывший замначальника оперативного отдела 8-го армейского корпуса:
Можно было догадаться, что на Кавказе скоро начнется война. Проблемы были не только в Чечне, но и в Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии. Формировались группы националистов. Через Грузию им подбрасывались силы и средства. Были и такие грузинские спецотряды Мхедриони, которые уже тогда подготавливали американские специалисты. Они также забрасывались в Россию. В Чечню, в частности.
Погранзаставы, стоявшие на границе Чечни и Грузии, фактически защищали сами себя. Небо над республикой тоже не контролировалось. Из-за границы спокойно летели самолеты с боеприпасами и оружием.
Шли разговоры об однозначном отделении Чечни от России, происходили этнические чистки, в ходе которых русских выгоняли из квартир, вынуждали уезжать, а порой и убивали.
Лев Рохлин возглавил 8-й корпус летом 1993 года. У предыдущего руководителя главная установка была на то, чтобы не происходило никаких ЧП, а Лев Яковлевич сделал акцент на боевую подготовку личного состава. В 1994-м наш корпус вообще почти не покидал полигонов. Усиленно готовили разведчиков, артиллеристов и танкистов.
Осенью 1994-го Рохлин уже, видимо, о грядущей чеченской кампании знал. Корпус усиливался новыми подразделениями. Была дана команда по тщательной подготовке оружия, боеприпасов, снарядов. Все мы тогда осознали: что-то такое грядет.
В конце октября я уезжал на похороны матери в Липецк, а когда вернулся в Волгоград, то в нашей так называемой черной комнате уже начали создаваться планы под выполнение вероятных задач. Мы предполагали, что корпус будет направлен в Дагестан. Может быть, будет прикрывать границу с Чечней. О штурме Грозного, конечно, никаких предположений не было.
28 ноября я, как всегда, пришел на службу и был вызван к комкору. Приказали мне вместе с группой других офицеров тем же днем вылетать в Дагестан на рекогносцировку. Думали, брать или не брать оружие. В итоге так и не взяли. Получили зимний камуфляж и новую обувь. Семьям не сообщалось, куда и зачем мы летим. Причем двое из нас получили в тот день звания полковников, и мы отметили это прямо в самолете.
Российские военнослужащие в 40 километрах от Грозного, 14 декабря 1994 года
Фото: Александр Земляниченко / AP
Сели в Махачкале. В аэропорту было темно. Нам сказали пригнуться и бежать куда-то за пределы аэродрома. Оказывается, в тот момент его эвакуировали из-за сообщения о минировании. Оттуда мы сразу отправились в Буйнакск, в 136-ю мотострелковую бригаду. Всю ночь клеили карты тех районов, куда именно мы пойдем. Оперативное управление военного округа определило, что местом сосредоточения корпуса в Дагестане должно было стать место к северо-востоку от Кизляра, окруженное чеченскими селами.
Поехали в Кизляр, чтобы осмотреться. Как позже выяснилось, по дороге мы должны были попасть в засаду, но с противником так и не встретились, так как добирались какими-то чуть ли не козьими тропами. В Кизляре разместились в военкомате. Там нам посоветовали, вопреки указанию окружного начальства, сменить район сосредоточения корпуса в целях безопасности. В итоге остановились в совхозе Тихоокеанского флота, который находился к юго-востоку от Кизляра. Осмотрели его и составили кроки (наброски) маршрутов для подразделений. А 1 декабря в Кизляр из Волгограда прибыл первый эшелон.
Дальше мы уже планировали боевые действия и продвижение по Чечне. Округ поставил корпусу задачу продвигаться на Грозный по маршруту через Хасавюрт. Мы его изучили. Начальник разведки Николай Зеленько лично по этому маршруту проехал и убедился, что наши части там уже поджидали подразделения противника. Конечно, нужно было определять другой путь. Но мы уже старались его сохранить в тайне. Рохлин даже перед самым выдвижением провел совещание с руководством Кизляра и Хасавюрта, где показал им ложную карту и попросил их обеспечить проводку колонны.
Выдвинувшиеся туда для этих целей подразделения внутренних войск были остановлены женщинами. Солдат избивали, применять силу военным было запрещено.
А наш корпус в итоге пошел к Толстой-Юрту через ногайские степи. По ночам контролировали солдат, чтобы костры не жгли, чтобы не было никаких ЧП, ведь шли с боеприпасами.
В Толстой-Юрте, где находились дружественные нам силы чеченской оппозиции, корпус сосредоточил силы для штурма Грозного. Там я в течение трех дней собирал технику, что прежде была передана оппозиции для ноябрьского штурма столицы. Кроме танков и БТР были 122-миллиметровые пушки, 120-миллиметровые минометы и две «Стрелы». Стрелкового оружия мы у них не забирали. Больше всего они не хотели отдавать пушки, потому что им нужны были колеса от них.
В Толстой-Юрте мы ходили открыто, без оружия. Местные приглашали нас в бани, но мы вежливо уклонялись, боясь провокаций.
Наладили движение колонн с боеприпасами из Дагестана. Скапливали их там же, в Толстой-Юрте.
В сам Грозный мы должны были входить с востока, а пошли с северо-востока. Старались продвигаться там, где нас меньше всего ждали. Строго под прикрытием артиллерии, а не кавалерийским наскоком, как это делали другие группировки, наступавшие на столицу Чечни.
В результате, когда начались уже серьезные бои, только у нас, по сути, сохранилась связь с тылами и полноценное управление.
В первых числах января, уже в городе, к нам стали прибиваться подразделения из других группировок. Нашему рохлинскому штабу было передано управление всеми силами, штурмовавшими Грозный.
Солдаты на привале в Хасавюрте. Январь 1995 года
Фото: Юрий Тутов / РИА Новости
«Ты что, тут войну настоящую решил устроить?»
Николай Зеленько, бывший начальник разведслужбы 8-го армейского корпуса ВС России:
У нас было взаимодействие с представителями дудаевской оппозиции. Они ходили с нашими разведгруппами в качестве проводников. Но никаких фамилий я называть не стану — многие из них до сих пор живы, поэтому не стоит.
В Толстой-Юрте у нас была довольно безопасная точка для концентрации сил перед наступлением на Грозный, но тем не менее, пока мы не нажали, местные чеченцы нам технику не передали. У них было очень много стрелкового оружия, а еще танки, БТР. Все это было спрятано.
Я прилетел в Дагестан с оперативной группой за десять дней до ввода войск в Чечню.
Тогда уже все было понятно. Лично проехал посмотрел маршрут, по которому должен был продвигаться корпус. Это была моя инициатива. Нашел человека, внешне похожего на меня, у которого брат живет в Грозном. Я взял его «Ниву», созвонился с братом, чтобы тот был в курсе, и поехал один.
Только один человек знал, куда я поеду, так что никакой утечки не произошло. По дороге меня несколько раз останавливали дудаевцы: проверяли документы, расспрашивали, кто и куда. Один раз даже позвонили этому человеку в Грозный.
Я своими глазами увидел орудия, которые уже базировались во встречных селах. Нас ждали. Сама дорога представляла опасность: с одной стороны Терек течет, а с другой — горные склоны.
Когда вернулся и доложил командиру 8-го корпуса Льву Рохлину, что войска должны идти другим путем, то был сперва послан куда подальше. Тогда я сказал, что рапорт прямо сейчас напишу на увольнение, так как не хочу делить ответственность за гибель наших солдат и офицеров.
Подготовил новый маршрут, проехал его.
Помню, как мы вместе с Рохлиным подошли после совещания к [министру обороны Павлу] Грачеву. Тот увидел, что я в форме десантника, спросил, где служил, а потом взял и написал на карте с новым маршрутом: «Утверждаю». Дорога проходила через ставропольские степи, и мы, в отличие от других группировок федеральных войск, не потеряли до выхода на исходные позиции возле Грозного ни одного человека.
Как выяснилось, наше высокое командование не очень заботилось о конспирации. Помню, замкомандующего военным округом генерал-лейтенант [Сергей] Тодоров собрал все оперативные группы и пригласил гаишников местных, чтобы они сопровождали колонны. Я тогда поругался с ним. Зачем, говорю, нам гаишники? Через два часа все маршруты будут у Дудаева! Он мне кричал в ответ: «Я тебя отстраняю! Я тебя выгоняю! Уволю из армии!»
Я не знаю, почему другие корпуса не подошли к изучению маршрутов столь же пристально. А что я мог сделать? Доложил в разведуправление об увиденном в республике. Все рассказал и показал.
Попросил детальную карту Грозного со схемами подземных коммуникаций, но не оказалось такой у разведуправления, представляете?
В окрестностях села Толстой-Юрт. Январь 1995 года
Фото: Юрий Тутов / РИА Новости
Никто нам сверху никак не помогал. Никакого взаимодействия между подразделениями налажено не было. Военачальники разных уровней не придавали большого значения всей этой операции. Думали, сейчас войска зайдут, и там, в Чечне, все испугаются. Руки вверх поднимут — и все. Не было даже достаточного запаса боеприпасов. Рассчитывали на какую-то кратковременную прогулку.
Сейчас уже все знают высказывание Грачева о готовности навести порядок в Чечне одним парашютно-десантным полком. Теперь кажется, что этим легкомысленным заявлением нельзя охарактеризовать всю подготовку к операции, мол, «не перегибайте». Но, похоже, все так и было. Как сформулировал проблему министр, так подчиненные к этой проблеме и относились. Рохлина тогда гнобили за то, что он боеприпасов завез несколько эшелонов: «Ты что, тут войну настоящую решил устроить?» А потом, в Чечне, из других группировок к нам приходили за патронами.
Это уже не просчеты командования, а что-то несусветное. Почему для участия в операции привели неукомплектованные части? Каким чудовищным образом их доукомплектовывали! К примеру, присылали к танкистам каких-то моряков, поваров. Костяк разведбата нашего корпуса, находившийся в моем подчинении, составляли люди, служившие в ГДР. Там они привыкли к комфорту, а на родине их ждали бесконечные полигоны. Не все смогли перестроиться. Как они служили здесь, вернувшись в Россию? Наверх шли отчеты об успешной боевой учебе, а на деле примерно 40 процентов солдат работали на офицеров, пытавшихся как-то крутиться в условиях зародившейся рыночной экономики. Бойцы были разбросаны от Волгограда до Ростовской области.
А тут Рохлин решил привести корпус в боевое состояние. За полгода до декабря. О Чечне еще разговора не было, но ощущение, что-то будет на Кавказе, возникало. Убрал я замполита батальона, еще пару человек. И начали по-настоящему заниматься чем положено. В результате и разведчики, и весь корпус показали себя в бою более чем достойно.
Хотя ветеранов Афгана и участников других вооруженных конфликтов у нас почти не было.
Настоящие проблемы с личным составом у нас начались потом, когда на место погибших и раненых стали присылать кого попало. Лишь бы отчитаться, что прислали. Вообще, корпус — это все же звучит громко. В Чечню под началом Рохлина зашло меньше двух полнокровных полков — около двух тысяч человек. Плюс группировка артиллерии. Техники не хватало. У нас танковый батальон составлял всего шесть или семь танков. Усиливали мы его уже броней, добытой в Толстой-Юрте. А разведбат заходил в Чечню вообще на «уралах».
Первый бой у нас произошел 20 декабря. Наши разведчики должны были захватить мост, по которому затем в семь утра планировал пройти парашютно-десантный полк в сторону Грозного. Я поехал с ними. Задачу выполнили. Стали ждать десантников. В семь часов их нет, в восемь — тоже. А боевиков было много. Они стали долбить по нам.
Появились первые раненые, а приказ был артиллерией не отвечать. Там два танка было у нас.
Я приказал прямой наводкой завалить два ближайших дома, из которых по нам стреляли из оборудованных пулеметных гнезд. Ненадолго стало чуть легче дышать.
Однако полка ВДВ все еще не было. Десять утра. Мы все еще под огнем. Передал командование замкомдиву, а сам взял группу и решили обойти с тыла тех, кто по нам лупил. Только начали спускаться к броду, как автоматной очередью мне прострелило ногу. Из боя я вышел. Попал в госпиталь.
А полк в результате подошел только через двое или трое суток.
Митинг против ввода войск в Чечню. Ингушетия, 10 января 1995 года
Фото: Юрий Тутов / РИА Новости
«Приставляют к затылкам пистолеты и стреляют»
Дмитрий, (имя изменено по просьбе героя) Москва:
В тот период моей жизни мы с семьей спешно покидали нашу родину — республику Узбекистан. Происходил распад Советского Союза, в острую фазу вошли межнациональные конфликты, когда узбеки пытались гнать оттуда все другие национальности — в том числе, если знаете, в Фергане случилась резня из-за десантной дивизии, которая стояла там.
Случился конфликт, убили нескольких десантников, а им дать отпор не разрешили.
Все это докатилось и до Ташкента, где мы жили. В 1994 году я в возрасте 17 лет был вынужден уехать в Россию. Отношения с местным населением тоже не сложились — ведь мы были чужими для них. Приехали мы — два молодых человека и наш отец. Вы понимаете, что такое вынужденные переселенцы, — это максимум сумка. Ни телевизора, ничего. Я в первый раз услышал о том, что в Чечне происходит, от парня, который приехал оттуда после прохождения службы, — он там служил в подразделении специального назначения. Говорить без слез об этом он не мог. Потом у нас появился простенький телевизор, но то, что по нему говорили, не совпадало с тем, что там действительно происходило.
По телевизору говорили о «восстановлении конституционного порядка», а потом показывали съемки, насколько я понимаю, даже не того периода, а более раннего, когда люди выходили на митинг, против чего-то протестовали, требовали… Я так понимаю, это был примерно период выборов Джохара Дудаева.
Они показывали только то, что было выгодно российской пропаганде — оппозицию, что она чем-то недовольна…
Когда начали официально вводить войска, я как раз должен был туда призваться, но у меня не было ни гражданства, ни регистрации — все это появилось спустя лет десять только. В итоге я был все же призван — без гражданства, без регистрации — для «восстановления» этого самого «конституционного строя» в Чеченской республике.
На новогодний штурм Грозного я не попал, хотя по возрасту должен был быть там. Но наши военкоматы несколько побоялись только что приехавшего человека захомутать и отправить. Они сделали это позже, спустя четыре месяца.
Я отслужил полгода, а потом нас отобрали в отделение специального назначения — в разведывательно-штурмовую роту разведывательно-штурмового батальона 101-й бригады. Нас направили на подготовку в Северную Осетию, в Комгарон — там военный лагерь был. Потом мы были направлены сразу на боевой технике в Грозный.
Ничего я и тогда не знал.
Вы представляете бойца, находящегося в армии, за войсковым забором — какие газеты, какой телевизор? Телевизор на тот момент покупало себе само подразделение. Когда мы только прибыли, я был в учебной части, к нам пришел командир и сказал: «Вы хотите телевизор смотреть — вечером, в личное время? — Да, хотим! — Так его надо купить! Поэтому пока вы не накопите на телевизор всем отделением, телевизора у вас не будет». Как выяснилось, ровно за день до нашего прибытия телевизор, который стоял в части и был куплен предыдущим призывом, командир увез к себе домой.
В общем, приехали мы в Чечню в феврале 1996 года. Если бы не подготовка, которой нас подвергли в Комгароне и частично по местам службы (я за этот период сменил три воинских части), то, возможно, я бы с вами не разговаривал сейчас.
Блокпост на границе между Дагестаном и Чечней
Фото: Юрий Заритовский / РИА Новости
Мы дислоцировались в Грозном, 15-й военный городок. Как мы потом восстановили хронологию событий, начавшийся штурм плавно перемещался от Грозного к горным районам.
Их [боевиков] выдавили в сторону Самашек — Бамута. За перевалом Комгарона, где нас готовили, были слышны залпы орудий. В тот момент брали штурмом Бамут и Самашки. Наш командир, который бывал там не в одной командировке, говорил нам: «Слышите эти залпы? Не будете делать то, что я вам говорю, вы все останетесь там».
В Грозном была обстановка напряженная. Местные жители буквально ненавидели российские войска. Рассказы о том, что они хотели мира, мягко скажем, — это абсолютная неправда. Они всячески пытались, как только могли, навредить федеральным войскам. У нас было несколько прецедентов, когда убивали наших бойцов, которые выезжали в город не для участия в боевых действиях.
Мы прибыли в разгар партизанской войны. Задачей нашего подразделения были ежедневные выезды на обнаружение и уничтожение бандформирований, складов с оружием, припасами, розыск полевых командиров, которые скрывались в горах, в населенных пунктах, да и в самом Грозном (они ведь далеко не уходили, они всегда были там, просто возникала трудность выявить их, где они находятся).
Каждый день мы делали это и несли сопутствующие потери. Первая потеря — это наш водитель. Он с двумя офицерами выехал на рынок города Грозного. Их всех вместе убили выстрелами в затылок. Прямо на рынке, среди бела дня, при всем народе.
Произошло это так: они останавливаются возле центрального рынка, машина стоит на дороге. Офицеры выходят вдвоем… Они тоже нарушили инструкцию, совершили глупость: никогда нельзя поворачиваться спиной, всегда нужно стоять, как минимум, спина к спине. Вдвоем подошли к торговым рядам. Из толпы выходят два человека, подходят к ним сзади, приставляют к затылкам пистолеты и делают два выстрела одновременно. Не спеша, прямо там, снимают с них разгрузки, оружие, обыскивают, забирают документы — короче, все, что у них было. Торговля идет, ничего не останавливается.
«Не сделай мы это, сначала отвалилась бы Чечня, следом — Дагестан»
Игорь Ряполов, на момент первой чеченской — старший лейтенант, 22-я бригада ГРУ:
Это был январь 1995 года.
До того, как нас туда отправили, нам было известно, что ситуация там достаточно сложная, местность полностью криминализированная. Раньше туда мотались так называемые «отпускники» — танкисты, скажем, другие узкие специалисты. Ввод войск, как я считаю, был обоснованным и оправданным. Конечно, поначалу у многих были шапкозакидательские настроения, но, скажем, я, будучи командиром взвода, понимал, что война будет долгой и серьезной. У меня за плечами была срочная служба в Афганистане, и я примерно знал, куда мы едем.
Грозный, 4 января 1995 года
Фото: Yannis Behrakis / Reuters
А вот срочникам сложно было осознать, куда их везут. Еще там была большая проблема: когда боевых действий, войны как таковой, не было, существовало много ситуаций, в которых военнослужащий вообще не имел права открывать огонь, пока в него не начнут стрелять. Поэтому мы всегда стреляли вторыми и несли достаточно большие потери. Отсюда и очень много немотивированных уголовных дел, заведенных на срочников. Сложно было с этим вопросом.
Мы дислоцировались сначала в Грозном, а потом в Ханкале. Местные на нас реагировали, мягко говоря, не очень хорошо, но там и русское население было, и те, конечно, были всецело за нас. Приходилось и подкармливать, и защищать, и помогать выйти…
Вообще, конечно, Грозный производил удручающее впечатление, весь заваленный трупами. Причем их никто не убирал. Разбитый город — у меня было ощущение какого-то Сталинграда. Не больше, не меньше. Море разрушенных зданий, куча неубранных убитых и с той, и с другой стороны. Ужаса я не испытывал, но у срочников, так скажем, сразу пыл поубавился. Они поняли, что это совсем не игрушки.
Когда мы вошли в Грозный, основной накал штурма уже стих. Там шла неспешная войсковая зачистка. Мы приехали и сменили роту, которая была там с самого начала. Вошли 15 января, и парни говорили нам: «У нас 46-е декабря, мы Новый год не отмечали!» С одной стороны, они были достаточно подавлены — когда из подразделения выбивают более 50 процентов, это на радостный настрой не сильно выводит.
Там достаточно сложная была обстановка, и, в принципе, всех, кто участвовал в основном штурме, заменили по мере возможности. Проводили ротацию личного состава, выводили тех, кто хапнул горя.
Уличных боев при нас не было, были отдельные очаги сопротивления — снайперы, пулеметчики… Ну и разведка по тылам. Разведку часто и не по назначению использовали. По-всякому бывало. У нас была 22-я бригада ГРУ, мы занимались выявлением огневых точек и по возможности их подавлением. И общая обстановка — несколькими группами выходили в тылы по подвалам и там непосредственно выполняли задачи. В Грозном была достаточно разветвленная сеть подземных коммуникаций, которая позволяла как той стороне, так и нам более-менее передвигаться по городу.
Случались разные ситуации. Попыток к дезертирству, по крайней мере, у нас в подразделении не было. Но очень сильно нас доставали из Комитета солдатских матерей. Женщины приезжали туда и пытались забирать из действующей части своих сыновей. Зачастую ребята сами просто отказывались уезжать с ними.
Они пытались объяснить: «Я никуда не уеду!» Мы им говорили: почему к чеченцам не бегают, а вы приехали его забирать? Он мужчина, это его долг!
Грозный, январь 1995 года
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
Хотя особых проблем со срочниками не было. Были необученные, слабо обученные. Бывало, в ступор впадали — ведь ситуация сложная, стрессовая, но потом все приходили в норму.
Если говорить о местном мирном населении — его как такового и не было. Все, кто хотел жить более-менее мирно, уже покинули республику. Там оставались либо люди, которые не могли выехать, либо убежденные сопротивленцы. Даже женщины-снайперы попадались. Например, была ситуация: выяснили, откуда примерно стреляют, вычислили дом, где жили несколько семей, и нашли винтовку в ванне под замоченным женским бельем. Моего солдата в конце мая — начале июня 1995 года на рынке 15-летняя девочка заколола спицей. Просто ткнула под мышку, через бронежилет. Проходила мимо. Толпа… Ткнула, ушла, и человек падает.
Вот такое мирное население там было. В Ханкале, где мы потом дислоцировались, было поспокойнее.
Боевики говорили одно: «Это наша земля, уходите отсюда». Больше никаких других мотивов у них не было. Мы с ними общались, конечно. Были ситуации, когда им своих раненых нужно было вытащить, и те нагло по связи выходили на контакт. Полчаса — перемирие, они забирают своих, мы — своих. Все люди, все человеки, все понимают, что это и чем может кончиться.
Генералы, которые были там, входили в положение, понимали все эти ситуации. А те, кто с комиссией приезжал… Как у нас говорил командир бригады: «Приехала комиссия, все в берцах, касках и бронежилетах, а вы хоть в трусах воюйте, хоть в чем еще удобно». Война — войной, а маневры — маневрами.
Теоретически, конечно, все это можно было сделать по-другому. Но помешало то, что не смогли нормально спланировать войсковую операцию и, соответственно, понесли большие потери. Мирным путем там все вряд ли можно было урегулировать, а в военном отношении надо было просто лучше планировать.
Во вторую кампанию такого не наблюдалось, там уже работали более слаженно, продуманно. Первую чеченскую я оттарабанил до конца, до 1996 года, а на вторую попал в 1999-м.
Хасавюртовские соглашения мы действительно восприняли как предательство. Месяц-другой — и все это реально можно было закрыть, как во вторую кампанию. Если первая война была вялотекущей, то тут боевиков реально выгнали в короткие сроки навсегда. Им деваться было некуда — их выбили практически со всех направлений. Граница с Грузией была закрыта, и нам оставалось либо брать их в плен, либо добивать. А тогда [в 1996-м] нас просто увели приказом. Возмущения на этот счет и среди солдат, и среди офицеров, и среди генералов было достаточно много. Все понимали, что это как если бы во время Второй мировой Жукову сказали не входить в Берлин, так как мы договорились с Гитлером.
Сейчас многие говорят, мол, эта война была бессмысленной. Но не сделай мы это, сначала отвалилась бы Чечня, следом — Дагестан. Посмотрите сами — их три года не трогали и, в принципе, они вернулись к тому же, когда началась вторая кампания.
Государства там как такового не получилось. По такой логике можно дать независимость любому колхозу — он съест сам себя и начнет есть соседей.
Грозный, январь 1995 года
Фото: Yannis Behrakis / Reuters
«Осознание того, что ты в бою людей убиваешь, приходит потом»
Александр Коряков, связист, 101-я особая бригада оперативного назначения:
Призвали меня 18 декабря 1994 года. Нас привезли на сборный пункт, и когда я в него заходил, я увидел по телевизору, что наши войска введены в Чечню, ведутся боевые действия. Расскажу тебе немного предыстории: я призывался вместе с братом. Наш родственник был замкомандира дивизии. То есть, в принципе-то, я даже не был готов к тому, что туда попаду. У меня было теплое место, и год я служил в нормальной учебной части, где стал сержантом, обучал новобранцев.
А потом получилось так, что родственник наш в третий раз съездил в Чечню и решил увольняться — все, мол, хватит. После Нового года в нашей учебной части появились люди.
Три человека: майор, капитан и старлей с шевронами с белым конем, северокавказского региона. Побеседовали, отобрали лучших, а ночью нас подняли по полной боевой, с откомандированием. Так и попал я на войну в феврале 1996 года в звании старшего сержанта. Я был полностью откомандирован в 101-ю особую бригаду оперативного назначения внутренних войск России.
О том, что там тогда происходило, честно говоря, практически ничего не знал. Да, мы знали, что идут бои, слышали, смотрели по телевизору, но я лично никогда просто об этом не задумывался.
До Владикавказа шли в эшелоне, железнодорожным составом, а там снялись и пошли колонной в Грозный. Под обстрел не попадали — зашли нормально. Мы дислоцировались в Грозном, в 15-м городке. Я служил в батальоне связи, как раз рядом с разведбатом. В наши задачи входило и обеспечение связью, да и на боевые выезжали. То есть стрелять приходилось — не раз бывало. Как не пострелять-то.
Если говорить о местных… Знаешь, солдат все воспринимает по-другому — это я когда уже в составе ОМОНа был, иначе относился.
А тогда я осознавал, что местным чеченцам — на самом деле местным — эта война была нахрен не нужна. Они там ничего больно хорошего не увидели. Конечно, они пускали в свои дома боевиков, но как иначе? Когда ты тут живешь, у тебя семья и родные — куда ты денешься? Ну не пустишь ты их, а завтра тебя и твою семью порвут, и чего?
Был случай, когда двое наших офицеров и рядовой поехали закупаться на рынок продуктами на день рождения, и их застрелили со спины. Я их прекрасно помню, это были наши первые потери — в марте они у нас пошли. Я помню первых «двухсотых». Но ты знаешь, конечно, блин, страшно. Страшно, нахер, сука. Подыхать-то оно страшно.
После первого обстрела — я это прекрасно помню — чуть не обосрался. Это нормально, адреналин играет, чувствуешь — прямая кишка сжимается, игольное ушко негде просунуть. Было это как раз в марте. Они ж изобретательные были, ставили гранатометы на уазики, объезжали территорию части и херачили. Тогда я и почувствовал на своей шкуре, что война — это, сука, страшно, не то, что в кино показывают.
Грозный, январь 1995 года
Фото: Юрий Тутов / РИА Новости
Осознание того, что ты в бою людей убиваешь, приходит потом. Сначала все на адреналине, на автомате. То есть ты как-то об этом не задумываешься, просто инстинкт самосохранения включается, даже у животных — а что уж о человеке говорить… Не думаешь об этом. Я солдат. Я просто был солдатом. Есть приказы и понимание, что стоит одна задача — выжить. А уж как — только от тебя самого зависит.
Офицеры, рядовые — все вместе были… Все это было неким боевым братством. Я действительно благодарен своим офицерам, прапорщикам: вот, ****, мужики были! Просто мужики, и без матов тут не скажешь. Каждому из них благодарен за то, что были с нами.
С другой стороной, с боевиками лицом к лицу мне довелось общаться, когда подписали это, ***, Хасавюртовское перемирие, эту педерастическую хрень. Встречались с ними, в хинкальной раза два пересекались, сидели вместе. Как они говорили — воевали за Ичкерию («Чеченская Республика Ичкерия» — террористическая организация, запрещенная в России, — «Лента.
ру»), за родину свою (это которые местные — там ведь и наемников до хрена было). Там у них же, видишь, свой менталитет.
У них идеология вообще здорово проявлена — почитание старших, уважение… Нам, русским, у них бы этому поучиться, а еще сплоченности. В этом они, конечно, молодцы. У нас, у русских, сука, этого нет. Очень хреново. Коснись сейчас даже нашей обычной жизни — у них только тронь одного, и весь аул встанет. А у нас… Смотри, что делается — русского херачат, а все такие: главное, чтобы меня не трогали, моя хата с краю. Нет почитания старших. Бывает, в автобусе едешь, ни одна сука, падла не встанет, приходится иногда сгонять.
Конечно, никакого уважения у меня к боевикам не было. Они — сами по себе, мы — сами по себе. Я уважал тех, кто был рядом со мной, моих пацанов. У нас были многие парни прямо из Грозного, русские, которые там жили, которых согнали и которые все потеряли. У одного из пацанов из нашего батальона отца там убили. И они просто очень жестко мстили.
Давай будем перед собою честными, война-то там за что была? За нефть, за все такое прочее. За нефтедоллары. А гибли простые пацаны. Согласно политинформации, было все просто — это контртеррористическая операция, зачищаем территорию от террористов. А были они действительно террористами или нет — я никогда даже и не задумывался.
Как раз 6 августа [1996 года], когда боевики начали штурмовать Грозный, я заболел желтухой. У нас в бригаде госпиталя как такового не было — была палатка просто. И каждый лежал там, где лежал, потому что тяжело было, ведь бригаду в блокаду взяли — ни боеприпасов, ни пожрать, ни воды. Я к тому времени еле ходил, кровью ссал и думал, что нахер здесь полягу. А 9-го, в свой день рождения, вышел наружу (я уж почти и не помню, как это получилось), рядом снаряд разорвался, ноги посекло, и меня увезли на вертушке в госпиталь в Нальчик.
У нас потерь было не так много, а вот в разведбате — да. 190 или 180 человек погибло, уже не помню. Выжил, вернулся — и слава богу.
Мы с тобой же понимаем, кому война выгодна. Она невыгодна простым людям. Кто на ней что отмыл — я прекрасно понимаю и знаю. Хотя я благодарен богу, что я там был. Теперь я каждый день как последний живу, за себя и за тех парней, кто там остался. Вот и все.
О войне в Чечне, покойниках, Жеглове и откусанном ухе: интервью с настоящим защитником Отечества
Владимир Анатольевич Илюхин – подполковник полиции, уже в отставке. Но за свою служебную карьеру успел поработать в самых разных направлениях деятельности уголовного розыска, съездить в командировки в Чечню, в Ингушетию. Как и легендарный киногерой, он твердо стоит на том, что вор должен сидеть в тюрьме. А его рассказы о жизни тульской полиции можно слушать и слушать.
Голубые глаза
– Владимир Анатольевич, как получилось, что вы оказались работником милиции?
– Я окончил машиностроительный факультет ТГУ, специальность ракетные двигатели. Поступил работать на завод инженером.
Когда мне пришла повестка в армию, я не стал возражать. Более того, я бы и остался служить дальше, это было в Иркутске, где даже выслуга год за полтора. Однако служебное жилье мне не было предоставлено. Мыкался я, мыкался по съемным квартирам, так и пришлось возвращаться назад. Вернулся на завод. Потом как-то в городе встретил знакомого, с которым вместе учились. Он говорит: давай к нам в Пролетарский РОВД. Он следователем был, и я стал следователем. Нагрузка в следствии тогда была чудовищная. В среднем люди выдерживали год. Потом поступило предложение перейти в оперативники.
– Это повышение или понижение?
– Примерно одинаково. Остался работать в отделе угрозыска. А там же как – не только зональный метод работы, но и линейный, по направлениям: наркотики, раскрытие краж автотранспорта, раскрытие разбоев, «убойная» линия, розыскная линия. Начинал с обслуживания территории. На розыскную линию я попал случайно. У нас в отделе создали отделение по борьбе с распространением наркотиков, и кабинет, где я базировался, передали этому отделению.
Соответственно меня и других обитателей кабинета вежливо попросили выселиться. Я стою в коридоре, не знаю куда пойти. В этот момент мимо проходила Шаронова Вера Николаевна, которая была старшим оперативником на линии розыскной работы. Она мне: что ты маешься? Да вот, объясняю, создали новое отделение, я остался без кабинета. Она мне: вот и хорошо, иди к нам. У них как раз ушел человек на повышение, и освободилось место. В тот же день руководство утвердило мой переход на линию розыска.
– Насколько все с этого момента изменилось?
– Мне поручили розыскную и идентификационную работу. Она включает в себя три основных направления – розыск скрывшихся преступников, которых объявляет в розыск суд, дознание или следствие. По ним могут быть меры пресечения, связанные с заключением под стражу и не связанные. Второе – розыск без вести пропавших и утративших родственные связи. И третье направление – установление личности неопознанных покойников. А вообще на тот момент существовало 43 разных категории разыскиваемых и устанавливаемых.
Это все надо знать, чтобы заполнить грамотно статистическую карточку и выставить ее на учёт в информационный центр – тогда УВД, теперь УМВД России по Тульской области. Закрепившись на этой линии, открыл для себя много нового. Не предполагал, что работа будет связана с походами в морг, но взялся за гуж, не говори, что не дюж. Нравится – не нравится, я на линии розыска остался.
– К виду мертвецов долго привыкали?
– В течение года, наверное. Тогда были времена, когда много людей пропадало, или превращалось в неопознанных покойников. За этот год я всего насмотрелся – сваренных в теплотрассах, попавших в ДТП, с переломанными ногами и руками, сгоревших до угольного состояния, обнаруженных не сразу и разложившихся, утопленников. Через год научился быстро дактилоскопировать, фотографировать и составлять описание внешности покойников, изымать образцы их одежды. Времени на это у меня стало уходить меньше. С полутора часов до получаса на одного покойника. Причем дактилоскопировал уже не на отдельные кусочки бумаги, которые клеил потом на дактилокарту, и которые можно еще потерять или перепутать, а сразу на саму дактилокарту, что технически сложнее так как нельзя допустить ошибку.
«Законы немного не соответствуют нашим ожиданиям. Мы думаем: если человек совершил небольшую кражу, его сразу в тюрьму посадят и надолго. В действительности так не происходит».
Хуже всего, когда покойника невозможно идентифицировать в связи с разложением. Ему в таком случае, в соответствии с Приказом, регламентирующим розыскную и идентификационную деятельность, отделяются кисти рук и голова. После кисти отправляются на дактилоскопическое исследование в экспертно — криминалистический центр. Голова передаётся судебному медику, который восстанавливает прижизненный облик покойника. Когда мне первый раз пришлось этим заниматься, я сбегал за бутылкой, и за меня это сделал работник морга. Потом, когда я понял, что мне так зарплаты не хватит на эти бутылки, пришлось научиться самому.
– Покойники ведь тоже, наверное, разные. Есть те, которые помнятся еще долго.
– Была как-то девочка неопознанная, ей лет пятнадцать.
Я ее дактилоскопировал, сфотографировал и в полном объёме сформировал дело по установлению личности для последующего опознания. Она, как потом выяснилось, из неполной семьи, жила с отцом. Она вечером проводила время с подругами на территории детского сада. Они там распивали спитрные напитки. Вот она и отравилась коктейлем «Ягуар». Когда ей стало плохо, её прямо там и бросили испугавшиеся подруги. А нашли её совершенно посторонние люди, оповестившие о страшной находке полицию. Отец заявил её как без вести пропавшую, но, ознакомившись с материалами дела, напрочь отказался ее опознавать. Я его понимаю – трудно поверить в гибель близкого человека. И эта девочка осталась в лежать морге. Я приходил по работе в морг и видел, что она так и пролежала там больше месяца. Её не захоранивали, так как по ее виду работники морга были уверены, что сейчас за ней придут родственники и заберут. А отец не хотел забирать, не верил в ее смерть. Так вот, прихожу других покойников дактилоскопировать, и вижу опять эту девочку.
Она за месяц мумифицировалась, высохла, а глаза остались как у живого человека – голубые-голубые, не выцвели. Вот это удивило и запомнилось. Потом я уехал в командировку в Ножай-Юрт, и мои коллеги официально опознали девочку без моего участия, используя материалы дела по установлению личности.
В Чечне отучился говорить матом
– В командировке в Чечне сколько раз были?
–Я и уходил на пенсию с должности замначальника отдела МВД Ингушетии. А впервые съездил в командировку в Ножай-юрт в 2004 году. Потом служил по контракту в 2006 – 2007 годах в Шелковском РОВД. В 2015, 2016 — 2017 служил в Ингушетии.
– Что особенно запомнилось с тех времен?
– Шелковская станица – восемь тысяч населения. Там все прозрачно, все невероятным образом друг о друге знают. Ко мне в Грозном несколько раз подходили совершенно незнакомые люди на улице и спрашивали: вы опер из Шелковского отдела? Я говорил «да», и они спокойно удалялись. Зачем, непонятно.
Как это все отслеживается, непонятно. Или: иду к себе домой по Шелковской, подходят чеченские ребята. Вежливо, спокойно просят: дайте закурить. Тут один из них говорит остальным: да он не курит. Откуда ты знаешь, спрашиваю я. Конечно знаю, вы же там-то там-то живете. И называет дом и квартиру, где я действительно живу. А в целом, отношения у меня всегда складывались с местным населением хорошие.
– Но в этих поездках вы ведь занимались своей непосредственной работой – милицейской?
– Да. Но нет только. Так, в Ножай-Юрте был в розыске за наркотики один местный житель. Мера пресечения у него была арест. Мы поехали с местным сотрудником на задержание. Забрали разыскиваемого из дома. А он алкоголик. Говорит нам: я же не сопротивляюсь, купите мне бутылку водки и закусить перед тюрьмой. Мы купили ему водки и закусить. Он выпил единым махом эту бутылку, закусил одним-единственным чипсом, и, довольный, тихо доехал до отдела милиции. Изолятор временного содержания у нас был во временном отделе внутренних дел.
Поместил я его в изолятор. А дальше сложилась следующая ситуация. Уже вечер, все готовы отойти ко сну. Вдруг в кубрик заходит помощник дежурного и говорит: кто сегодня задержал человека, который у нас сидит? Отвечаю: я. Он хочет с вами поговорить. Спускаюсь в изолятор. А этот мужчина, в возрасте такой человек, говорит: у меня ботинки разваливаются. Мне сейчас в тюрьму идти, и неизвестно, когда я смогу переобуться. Есть у вас какие-нибудь ботинки, чтобы мне нормально ходить? А я вам за это сдам точку, откуда боевики корректируют движение войск по части Ножай-Юртовского района. Естественно, я ему отдал свои запасные ботинки. И на следующий день мы поехали с ним к месту, и на высоком берегу реки Аксай нашли землянку и рабочую радиостанцию, которую реально использовали боевики для передачи информации. С этого места как раз видны очень хорошо дороги от Замай–Юрта и Аллероя, где стояло воинское подразделение с крупнокалиберной артиллерией 152 миллиметра.
– А так ее не найти?
– Землянку? Не найти, нет.
Даже рядом стоишь, непонятно что это. Там было все замаскировано и оборудовано внутри. Запас аккумуляторов хранился для радиостанции. Саму радиостанцию отдали военным.
«Если перекрыть трафик наркотиков, преступность резко уменьшится».
Со мной служил один сотрудник из Пролетарского райотдела. Он старше меня на двенадцать лет. Он тоже работал продуктивно. В возрасте такой, грамотный, солидный, крупный. Его как самого представительного и опытного Ножай-Юртовского временного отдела руководство направило однажды в командировку в Грозный, где содержался задержанный боевик. Предъявив ему доказательства вины, коллега получил признательные показания боевика, тем самым раскрыв подрыв вертолета. Тогда боевики, используя гранатомет, подбили вертолет, погибли два наших летчика.
– Какие для вас главные уроки командировок на Кавказ?
– Закалился. Научился общаться с жителями Кавказского региона, узнал их жизнь, нравы и обычаи.
И ещё, что очень немаловажно: я перестал ругаться матом. Раньше я для связки иногда употреблял эти слова. А, в ходе уже первой командировки, понял, что когда общаешься с чеченцем, ингушом, особенно если ты не очень хорошо с ними знаком, не надо употреблять матерных слов даже на эмоциях. Матерное слово, даже если для связки слов, считается нечистым, как бы оскорбление и собеседника и самого себя. Это в Чечне и Ингушетии не принято. И я как-то сам по себе отучился. Все, что нужно, ты можешь добиться так, никто особо не оказывает тебе. У меня не было проблем в общении совсем.
Законный представитель законной власти
– Пролетарский район хоть и не зона боевых действий, но на криминальной карте города тоже не самый спокойный район.
– Там целые преступные династии жили. На Рихарда Зорге, например, целая популяция людей по фамилии Зайцевы. Когда я их видел, мне приходили на память строки Пушкина: «Скотинины, чета седая, с детьми всех возрастов от двадцати до двух годов».
А там действительно у них было десять детей, и действительно от двадцати до двух годов. И те, которые еще не успели сесть в тюрьму, просто состоящие на учете, и те, которые постарше, уже судимые. Много раз я с ними пересекался.
– И что, даже с такой биографией они на свободе?
– Законы немного не соответствуют нашим ожиданиям. Мы думаем: если человек совершил небольшую кражу, его сразу в тюрьму посадят и надолго. В действительности так не происходит. Отсюда исходит непонимание гражданского человека. Он почему-то думает, что кто-то взял взятку. Это абсолютно не так. Просто закон есть закон.
– Или проявление милосердия?
– Какое тут может быть милосердие! Преступники вас не пожалеют. Вы только встретьтесь с ними в подворотне. Какое может быть милосердие к негодяю, который совершил умышленное преступление и готов совершить его вновь. Что значит ошибся? Кто тебя заставлял идти грабить, кто тебя заставлял наркотики употреблять? Хочешь получить ощущения от наркотиков, будь готов к тому, что это приведет тебя в тюрьму.
Ведь иначе что получается: на меня, как на сотрудника, рассчитывает слабый — потерпевший, и он не должен быть беззащитен. Он не имеет права совершить преступление, верша самосуд, не имеет права мстить преступнику. Силу имеет право применять только государство и его представители в лице полиции. А я законный представитель законной власти. Я эту фразу иногда на Кавказе произносил, когда возмущённые задержанием преступники спрашивали «ты кто такой?», подразумевая что я не местный. Применение силы – это не просто физическая сила. Это сила Закона. Это то оружие, которое дало нам в руки государство – Закон.
– Как быстро замыливается глаз, если ты каждый день общаешься не с самым приятным на свете контингентом людей?
– Наоборот, он становятся острее. Начинаешь видеть другую жизнь, так сказать, «параллельные миры». «Мир» наркоманов, «мир» карманников, «мир» боевиков….. Даже у интеллигенции есть свой «мир», не пересекающийся с другими «мирами». Это в школе картинка окружающего мира одномерная.
А, со временем, с опытом, вы начинаете видеть многомерную картину мира, разные составляющие. Многие не видят, например, карманных воров. А я возглавлял отделение, которое занималось раскрытием карманных краж, что невозможно не «погрузившись» в их субкультуру. И сотрудники отделения в своей работе видели то, что простым людям не так очевидно.
– То есть карманника все же можно вычислить по внешнему виду?
– На Советской рядом с остановкой раньше было кафе «Шоколадница». Мы в нем любили греться во время дежурства, и оттуда очень удобно было наблюдать. Карманный вор всегда стоит на одном месте, смотрит на остановку, а люди к нему лицом. Он выбирает себе жертву. Может, кто-то беззащитен, кто-то получил зарплату и это видно, кто-то выпил. Вот он дернулся – увидел жертву. Потом остановился, отказался от своего замысла. Проходит много-много автобусов с одинаковыми номерами, и вдруг на какой-то четвертый по счету он садится. Значит, наконец, определился с жертвой, и сейчас будет совершать кражу.
Или сел, а потом раз – вернулся на свое место. Либо уже сделал задуманное, либо не получилось, вернулся опять на охоту.
– Жеглов правильно сделал, когда сунул Кирпичу кошелек в карман?
– Ситуация, конечно, неоднозначная. Но, если проанализировать этот случай, то его можно трактовать следующим образом: Жеглов просто поднял кошелёк который обронил Кирпич и вернул его на место. Ведь это мог быть кошелёк, принадлежащий Кирпичу. Это потом выяснилось что Кирпич именно этот кошелёк украл. А ведь мог быть и его. А если проанализировать ситуацию? Кирпич украл? Украл. Как надо поступить Жеглову, заподозрившему карманную кражу? Извиниться перед Кирпичом и отпустить? Но что он тогда за сотрудник? И Жеглов принял решение. Существуют определённые алгоритмы работы после выявления преступления. В данном случае надо было сделать очень много. Надо остановить трамвай, выявить потерпевшую и уговорить её оставаться на месте, высадить и удалить всех людей из трамвая, найти в трамвае кошелёк, найти проводной телефон (тогда не было сотовых) и вызвать по нему следственно – оперативную группу, дождаться её, парализовав движение всех остальных трамваев на линии и вызвав недовольство своими действиями целой толпы опаздывающих по своим делам пассажиров.
И всё это делать пришлось бы удерживая за руки брыкающегося и плюющегося Кирпича. В состоянии это сделать Жеглов в одиночку? Нет, конечно. У негокакие силы? Только он сам и Шарапов. Ни охранять, ни вызвать следственно-оперативную группу он физически не может. Но ведь Кирпич украл. Успел скинуть? Да, успел скинуть. А Жеглов сделал так, как будто Кирпич не успел скинуть.
– Но ведь, получается, шельмовал?
– Нет, не шельмовал. Он и факт кражи увидел и карманника задержал. Ну да, при задержании поторопился. Непрофессионально сработал. Но он ведь не на «карманной» линии работал, да и Кирпича задерживал не для того чтобы «в плане галочку поставить», а получить информацию по нераскрытому убийству. В идеале надо было выпустить Кирпича из трамвая и на улице его задержать, а Шарапову поручить работу с потерпевшей. Но Жеглов ведь всё делал фактически один. Кто у него в подчинении? Молодой неопытный офицер, который в милиции всего несколько дней служит и вообще не понимает, что происходит и какова его роль во всём этом.
У Жеглова не было возможности обеспечить нормально задержание. Кирпич в тот день оказался удачливее и ловчее, но это не должно избавить его ответственности. Другое дело, что не надо было предпринимать задержание Кирпича, не подготовившись должным образом.
– То есть вор должен сидеть в тюрьме?
– Вор должен сидеть в тюрьме. У меня никто не успевал скинуть похищенное. Я даже сам удивляюсь, как мы это делали. Просто задержание должно быть внезапным для преступника и сотрудники должны знать свои роли при этом. У нас один сотрудник руку цыганки, которая подломила деньги в кассе театра кукол, час держал мертвой хваткой в ее кармане где лежали похищенные деньги, пока мы ждали СОГ и везли задержанную в Центральный РУВД.
– Кирпич похож на реального карманника?
– У нас был реальный карманник Давлетшин, которого мы в Киреевске поймали на рынке. Очень сильно похож, только Давлетшин не шепелявый.
– Карманника действительно так сложно поймать?
– Поймать-то несложно.
Вот он стоит. Лови. А толку? Отпустить его тут-же? Сложно раскрыть карманную кражу. Нужно чтобы в одном месте сошлись три условия: преступник, жертва и похищенное. Только тогда получается раскрытие. Когда вы вдвоем, обеспечить наличие всех трех факторов очень сложно. Обычно карманную кражу раскрывают целым коллективом человек из десяти. Должна стоять группа на одной остановке, часть людей на предыдущей, нужен автотранспорт сопровождения, средства связи. Много ещё чего. Целая наука.
Чего боится преступник
– Что чаще всего толкает людей на преступления? Неужели ничего не боятся?
– Если перекрыть трафик наркотиков, преступность резко уменьшится. Очень многие преступления связаны именно с этим. А все люди боятся одного и того же – физической расправы. Это по разному может быть выражено. Как грубая расправа, так и то, что человек будет задержан, и привлечен к ответственности, отправится отбывать наказание. Но есть и исключения. У меня был в розыске один преступник, довольно высокого интеллектуального уровня, Г-й Владимир Анисимович, который боялся огласки.
Он был в розыске за самоуправство. Дело расследовала областная прокуратура. Мера пресечения – подписка о невыезде. А он скрылся, дома не живет.
– И как удалось поймать?
– Я регулярно мониторил областную сводку происшествий. А там есть отдел скоропостижной смерти. Увидел, что у преступника скончался отец. День похорон, подсчитал, суббота. В этот день я был на похоронах и встретил его. Говорю: я могу вас задержать и применить сейчас меры физического воздействия, но не буду этого делать. Во-первых, у вас горе. Во-вторых, мне некуда вас везти. У вас мера пресечения подписка о невыезде, а прокуратура сегодня не работает. Давайте сделаем так: в понедельник я жду вас в своем кабинете. Пояснил при этом, что у нас одним из методов розыска является публикация информации о разыскиваемых лицах в газете. Поэтому информация о том, что он совершил преступление, на законных основаниях появится во всей прессе Тульской области и сыграет против его деловой репутации. Вот тогда он испугался.
– Пришел?
– Ко мне – нет. Звоню ему на сотовый: где же вы есть? Он говорит: зачем к вам, я уже в прокуратуре.
– Вам везло на руководителей? Часто человек оказывался на своем месте?
– Да. В Пролетарском РУВД это были Роденков Иван Филиппович, Дёмин Виталий Александрович, Уваров Эдуард Вячеславович. В 2005 году я перешел из Пролетарского РОВД в областное УВД. Здесь довелось работать с заместителем начальника УМВД РФ по Тульской области Корсаковым Романом Анатольевичем, заместителем начальника полиции Демьяновым Алексеем Дмитриевичем, начальником розыскного отдела Емельяновым Николаем Ивановичем. В Чечне тоже служил с профессионалами, например с Чуцковым Игорем Ивановичем. В УВД Тульской области я работал в розыскном отделе, и мы занимались не только оказанием практической и методической помощи сотрудникам на местах, но и сами вели собственные разработки и задержания. В частности я неофициально был закреплен за взаимодействиями с иностранными государствами.
Имеется в виду страны СНГ, не Интерпол. И вот приходит розыскное задание на участников белорусской банды, которые скрываются в Туле – Ксендзов, Солнцев и Булавко.
– В Белоруссии есть банды?
– Причем, это были очень серьезные бандиты. У них у всех расстрельные статьи. Я вел разработку Ксендзова, и всё подготовил для реализации, но задерживать его мне не пришлось. Я ушел в отпуск. А вот Булавко и Солнцев это от начала до конца только мои. О Булавко было известно только то, что он живет на территории Косой Горы, ходит в спортзал, у него есть дочка. Как по этим признакам найти человека?
– Ну спортзалов на Косой Горе и сейчас немного.
– На этом спортзале и строилась наша работа. Утром я выехал с группой задержания на Косую Гору. Визуально отрабатывалась территория возле спортзала и граждане там находящиеся. И вот, уже под вечер, от спортзала походкой штангиста идёт крупный мужчина, на голове накинут капюшон спортивной куртки, за руку ведёт маленькую девочку.
Визуально, сличив с фотографией, его опознали, потом провели операцию задержания. Мы совершили, можно сказать, невозможное. Поймать человека, имея только размытую фотографию и зная, что у него есть дочка. Тем более реального бандита, у которого мера пресечения арест до суда и смертный приговор в потенциале, а значит терять ему нечего.
– В Белоруссии же нет моратория на смертную казнь?
– Нет. Знаю, что Булавко получил 22 года заключения. О двух других не имею сведений.
– Третьего участника банды тоже задержали?
– Оставался Солнцев. Не предупредив о своём визите, неожиданно приехали в командировку за ним белорусы. Привезли информацию – у разыскиваемого Солнцева есть такая-то сожительница, а у нее дочка. Живут в Пролетарском районе. И к нам: задержите Солнцева, вы же все можете.
Тут сработала моя агентура. С ее помощью мы узнали адрес съемной квартиры разыскиваемого на улице Баженова, который в официальных документах нигде не фигурировал и белорусы о нем не знали.
«Потом, уже без серьезного акцента, но с удивлением: «Я понял все. Только не понял два слова: Тайсон и Холифилд»».
Устроили засаду. Увидели, как он зашёл в подъезд, а затем в квартиру. Я достаю сотовый телефон, набираю телефон Солнцева. У меня был его номер. Слышу, на втором этаже в квартире зазвонил телефон; значит, все правильно, дома преступник. Поднимает трубку. Я ему: с тобой говорит майор, тогда еще майор, милиции Илюхин. Твой дом окружен, выходи с поднятыми руками на лестничную клетку. Если не выйдешь, мы сломаем дверь. У нас все судебные решения для этого есть, будем задерживать силовыми методами. Он вышел, и сдался. Его сразу положили на пол, в одних трусах он был – лето же. Так без пролития крови, шумовых эффектов задержали особо опасного преступника.
Кто такой Тайсон
– Есть эпизоды, которые и сейчас вспоминаются с неприязнью?
– Был у нас один преступник, числившийся в розыске за ГУВД г.
Москвы, не помню его фамилии. Его осудили. Поскольку до этого он находился под подпиской о невыезде, пока приговор не вступил в законную силу, он еще десять дней ходил на свободе. Эти дни он использовал для уклонения от исполнения приговора. Скрылся на территории города Шатск, в доме родителей на улице Ленина.
Принимаем решение о его задержании. Начинаем переговоры в присутствии родителей, вдруг испугаются и откроют. Те, из-за двери, ведут дискуссию, обстановка накалена, права на ошибку нет. Другой такой ситуации не представится. Я говорю: откройте дверь, мне надо осмотреть помещение на предмет нахождения разыскиваемого. Отец преступника соглашается запустить только меня одного. Соглашаюсь. Поначалу отец, тоже, кстати, бывший сотрудник органов внутренних дел, предлагает: если найдете – значит заберете. Не найдете – тут же расстанемся. Захожу в квартиру, за мной закрывается дверь. Фактически я в заложниках. В квартире отец и мать, они уже немного выпили, и преступник (огромный, кстати потом оказался, примерно как Николай Валуев).
Родители долго пытались меня уговорить не задерживать их сына, мол я осмотрел квартиру и не нашёл его. Но я настаивал на осмотре. Долго мы препирались. Тяжёлые даже через дверь спрашивали: ты там живой? И я им также через дверь отвечал: живой. Веду переговоры. Но вот родители сдались, согласились дать осмотреть квартиру. Я хожу, открываю балкон, платяные шкафы с их разрешения, осматриваю, ищу преступника. Они со мной ходят, еще посмеиваются. И вот три двери: одна за другой – туалет, ванна и кладовка. В туалете нет, в ванной нет, в кладовке дверь чуть поддалась – значит там. Я виду не подал, говорю ну все, я пошел. Ускоренным маршем иду к двери. Вдруг они как набросятся на меня – отец и мать – повисли на плечах. Кричат: «Ах ты, сволочь, ты куда пошел»! Я пытаюсь открыть замок двери, а он не открывается. Кричу тяжелым: ломайте дверь. Они начинают работать кувалдой. И тут каким-то чудом я провернул барашек на замке. Дверь открылась. Залетают тяжелые, нашли это огромное тело в кладовке. Омерзительное совершенно – в трусах и носках, пьяный.
Он же бутылку водки выпил. Матрас у него какой-то лежит. Он там сидел, трясся от страха. Бежит в ванну, хватает бритву, пытается порезать себя. Хорошо тяжелые его останавливают, они сами размером с него. Мать у него маленькая, на них кидается, пытается маски сорвать. Он пытается порезать себе горло, ему выкручивают руки – картина сильная. Одеть его невозможно, пьяного, выводим так. Он на меня навалился, говорит: давай выйдем как друзья и всем скажем, что ты просто в гости ко мне пришел. А перед подъездом зевак уже толпа собралась. Я ему говорю – сам иди. Вот такой противный случай.
– А теперь что-нибудь более веселое.
– Я вообще к работе всегда серьезно относился, не как к байкам. Ну вот был такой случай. Я тогда служил в Пролетарском РОВД. Был у нас в розыске мужчина, глухо-немой. И у него мера пресечения – арест. Забираю его из дома и помещаю в КПЗ. Через некоторое время в мой кабинет заходит начальник конвойного отделения и говорит: забирай задержанного, он весь избитый, мы его в СИЗО не повезём, у нас его не примут для содержания.
Ситуация очень серьёзная. Я спускаюсь в КПЗ где жестами и мимикой выясняю у задержанного ситуацию. Мужчина поясняет мне что он является мазохистом и дома его плёткой бьёт жена. Отсюда и телесные повреждения. Объясняю ситуацию конвою. Преступника этого они сдали в СИЗО без проблем, но вспоминаю я этот случай с улыбкой.
– А еще?
– Это уже в Шелковской было. Повадился ко мне на телефон звонить Бойсангур какой-то. Я, говорит, тебя убью, зарежу. С акцентом таким четким: зарэжу. Тогда я выучил по-чеченски фразу: я откушу тебе ухо как Тайсон Холифилду. Когда мне Байсангур в следующий раз позвонил, я ему это и сказал на чеченском языке. Сначала было короткое молчание. Потом, уже без серьезного акцента, но с удивлением: «Я понял все. Только не понял два слова: Тайсон и Холифилд».
– Вы уже не в органах сейчас?
– Да, я на пенсии. Службу вспоминаю с теплом. Это моя жизнь. Работал честно. За всю свою службу не взял никогда ни копейки.
– А предлагали?
– Как-то поймали в Богородицке преступницу-цыганку.
Она предложила полмиллиона за то, что выпустим. Я, помню, пошутил: что так мало?
– А она?
– Говорит: ну это же Богородицк. В Москве я полтора миллиона даю.
– При этом зарплата милиционера, теперь полицейского, не самая богатая. Что вас держало на службе, которая и опасна, и трудна?
– Надо защищать слабого. Я на это был настроен, совершенно серьезно. У меня дедушка был ветеран войны. И у него такая же медаль, как и у меня – «За отвагу».
Чечня и Ингушетия. Граница раздора
О. Журавлева
― 20.05 в Москве. Вас приветствует программа «Ищем выход». И сегодня у нас в гостях председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Олег Орлов. Здравствуйте.
О. Орлов
― Здравствуйте. Только я не председатель, а член совета.
О. Журавлева
― Вот видите.
О. Орлов
― Не надо меня повышать.
О. Журавлева
― А хочется.
И Григорий Шведов, главный редактор интернет-издания «Кавказский узел». Здесь все правильно?
Г. Шведов
― Да, все верно.
О. Журавлева
― Здравствуйте. Я напомню, что все средства связи к вашим услугам. Смс 7-985-970-45-45 и чат Ютуба. Приветик из Шали уже передают Олегу. Как я и обещала, аудитория у нас будет большая. Тем более что сегодня тема. Чечня и Ингушетия: границы раздора. Это некоторая литературная формулировка. Но она мне нравится, потому что в общем контексте российских новостей внутренних она возникла внезапно. Но вы-то как специалисты по региону представляете, что на самом деле эта история с границей и раздор, это, наверное, давняя история. Первый вопрос: почему как вам кажется, именно сейчас возникла необходимость провести границу по-новому?
О. Орлов
― Первое, все-таки слово «раздор» я бы не сказал. По-моему, раздора как такового не было давно. Были попытки его провоцировать, безусловно. Но раздора не было.
Он возникает, к сожалению, сейчас. Почему именно сейчас. У меня нет другого объяснения кроме как того, что представителю федерального центра, а именно Александру Матовникову, например, скорее всего, понадобилось отчитаться…
О. Журавлева
― Это спецпредставитель президента.
О. Орлов
― Да, в Северо-Кавказском федеральном округе. Надо отчитаться о хорошо и замечательно быстро проделанной работе. Был давний спор нерешенный, тлеющий между Ингушетией и Чечней по поводу, как проходит граница. А вот мы сейчас быстренько раз — и решим. Только что назначили Евкурова. Вот он теперь…
О. Журавлева
― Переназначили.
О. Орлов
― Да. Он сейчас поможет нам решить эти границы. Не надо шума, никакого обсуждения, тихонько быстренько сделаем. Дело в чем. Дело в том, что у Рамзана Ахматовича в 12–13 году что-то взыграло, и он решительно большие серьезные претензии выкатил Ингушетии на весь Сунженский район.
Ну, вот мы сейчас быстренько, и Рамзан Ахматович будет доволен. Немножко отрежем от Ингушетии. Но зато и ингуши будут довольны. А Сунженский район у них останется, и все те глобальные претензии Рамзан Ахматович оставит при себе. Вот так негласно, тихонько мы сделаем. Вот же какая была, видимо, мысль. То есть это доказывает только отсутствие нормальной аналитической предварительной работы. Когда ввязываются в такую историю.
О. Журавлева
― Пожалуйста, Григорий Шведов, у вас есть дополнительное добавление.
Г. Шведов
― В целом я согласен, подписываюсь, все верно. Просто надо вспомнить, что был провал накануне объявления этого соглашения триумфального. Во-первых, все было секретно, в тайне. Но информация как-то просочилась, и она очень возбудила людей и в других регионах. Например, в Северной Осетии готовился митинг, как-то там узнали, что главы разных регионов Северного Кавказа встречаются и ингуши думали, что у них отрежут, осетины, вероятно, некоторые думали, что отрежут у них.
Но накануне всего этого триумфального мероприятия, да, конечно полпред, я согласен, играл ключевую роль, был существенный провал федерального центра в Кабардино-Балкарии, события в Кенделене, где была применена сила, где, конечно, подняли проблемы на уровень межнационального конфликта. Которого сейчас все-таки пока, слава богу, нет в Ингушетии. И этот элемент, наверное, тоже имел какое-то значение. Видимо, думали, что те проблемы, которые только что были, сейчас мы покажем успехи. Но, как видно, действительно до успехов тут далеко.
О. Журавлева
― Давайте немножко вернемся в историю. Во-первых, наверное, большинство из вас помнят, наши дорогие радиослушатели, что в какой-то момент границы между Чечней и Ингушетией не было вообще. Потому что это была Чечено-Ингушская республика. Был такой период их жизни. Оба репрессированных народа вообще имели массу в анамнезе ужасных историй. Но когда были установлены нынешние пересматриваемые сейчас границы и что в них было спорного?
О.
Орлов
― Не очень точно, прежде всего, определяя какие населенные пункты относятся к какой из республик, дважды были заключены соглашения, протоколы. 1993 год — президент республики Ингушетия Аушев и президент самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия Дудаев. Вот они подписывают договор о том, что вот как раз Ассиновская и Серноводск остаются в Чечне, а весь остальной Сунженский район, включая Карабулак, Сунжу, Чемульгу и другие населенные пункты относятся к Ингушетии. Но было решено, что будет специальная комиссия, которая будет определять конкретное прохождение уже границы на территории. Не было сделано никакой комиссии. Потом пришел 2003 год, и уже совсем новые руководители со стороны Ингушетии Зязиков, со стороны Чеченской республики — Ахмат Хаджи Кадыров. Они опять определили и опять говорили про населенные пункты. Про линию, она очень примерная граница проходила. И заметим, сейчас спорная территория, вокруг которой и ломаются в основном копья — это населенная территория без населенных пунктов.
В горной лесистой местности.
О. Журавлева
― То есть там может находиться отдельно стоящее жилье, но нет населенного пункта.
О. Орлов
― Жилье отдельных людей может быть.
Г. Шведов
― Заброшенные населенные пункты.
О. Орлов
― Но ни одного реально действующего населенного пункта нет. И последний момент, уже конкретная спорная территория, когда решилась ее судьба. 2009 год. Вопрос о разграничении в Ингушетии муниципальных образований. И вот тогда, безусловно, законом республики Ингушетия эта территория была определена как относящаяся к Сунженскому району республики Ингушетия. Почему теперь вдруг господин Евкуров говорит, да было такое, но ошибка. Вот чеченцы, они как-то не обратили на это внимания. Они забыли об этой территории.
О. Журавлева
― А они правда не обратили тогда внимания?
О. Орлов
― Правда.
О. Журавлева
― Так значит так тому и быть.
О. Орлов
― Не было никаких возражений в 2009 году со стороны Чечни. Не было. Ингуши это посчитали своей. Почему теперь господин Евкуров говорит, что это было сделано неправильно, — неизвестно. Логического объяснения этому нет.
Г. Шведов
― Я бы добавил два буквально факта. Помимо того, что действительно было отмечено. Небезынтересно, что был в Чечне принят закон в 2012 году, мы его с трудом нашли в одной из библиотек в 2013 году, который очень расширительно трактовал массу территорий Ингушетии, которые никогда и спорными не были как чеченские. То есть, есть нормативный акт 2012 года, то есть если его вообще начать применять, то просто невероятный вообще документ. Тогда Хлопонин был полпредом. Он сказал такие знаменитые слова — брейк, стоп. Ну и как-то эта тема закрыта была. Кроме того, была такая кулуарная работа, о которой мы узнавали из правительственных источников. Вот как-то мы публиковали тоже, в те годы, в Пятигорск отчитались власти, заседала комиссия.
Ингушская, чеченская и они решили 5 тысяч гектаров передать Чечне. Кто знает, кто входит в эту комиссию, какая гласность была по поводу этих процессов. Тоже источники сплошь чеченские, которые заявляли, что ингуши не возражали. То есть помимо больших пунктов, о которых Олег Петрович сказал, были еще такие. И, наконец, нельзя не вспомнить, что был триумфальный въезд конкретных депутатов даже на броне и с большим количеством силовиков, мало кому известное село Аршты. Как-то я там после этого ночевал.
О. Орлов
― Чеченских депутатов.
Г. Шведов
― Да, чеченских депутатов в ингушское село с тем, чтобы начать устанавливать что-то. Не было понятно — что, почему. Потом эту тему спустили на тормозах как общение с чеченцами, которых действительно там немало жило. Но вот разные попытки эту ситуацию раскачать, они были и были со стороны Чечни, конечно. На протяжении длительного времени. После того как я бы сказал, может Олег Петрович меня поправит, то, что было результатом договоренностей Аушева с Дудаевым, это все-таки военное время.
Масса чеченцев получают помощь беженцев в Ингушетии. Может быть, я бы так по-простому сказал, что тут больше интересы Ингушетии в этом вопросе территориально были. То есть…
О. Орлов
― Почему военное время? 1993 год.
Г. Шведов
― Интересы Ингушетии были в большей мере здесь учтены. Я бы так сказал. Ну, может быть, вы со мной не согласитесь.
О. Журавлева
― Напомню, мы говорим о возникшей истории по поводу границ. У меня возник вопрос еще один. Федеральные власти, как вы говорите, пытаются разрешить спорный момент. Как мы видим, достаточно неуклюже в этот раз. Скажите, а вот все это время последние 15, например, лет как административно и тупо бюрократически эта проблема решалась? Потому что люди, которые, условно говоря, на этой территории что-то делают, они в какой сельсовет должны были обращаться? Какой республики?
О. Орлов
― А кто в горно-лесистой местности что-то делает вообще?
О.
Журавлева
― Ну мало ли, может лес рубят, щепки летят.
О. Орлов
― Между прочим, там не должны рубить лес. Там заповедник на этой спорной территории.
О. Журавлева
― Хорошо, кто занимается заповедником. Кто ищет пропавших.
Г. Шведов
― В последний месяц мы слышали что, откуда последнее время ноги растут. Забудем про 90-е, скажем, что последний месяц стало происходить. Опять возродился этот конфликт. Как о нем узнали? — благодаря тому, что вдруг чеченцы стали как-то строить дорогу на территории, которая ингуши говорят — наша. Ингушская республика. Почему стали строить дорогу? Вот вопрос леса. Насколько я знаю, начались вырубки леса. Чеченцами. Им нужна была дорога, дороги нет. Они начали строить. Ну и прихватили кусок Ингушетии. Ингуши стали возмущаться. Ребята, почему у нас на территории строите дорогу. Они поставили блокпосты. Ну, как бы чтобы защищать там, потом объявили КТО, наш журналист туда съездил — нормально.
Никакого КТО нет, проехать можно, блокпосты вообще только на бумаге. Элемент реальности, зачем рубили лес, в чьих интересах и бумажная составляющая. Вот один из лидеров оппозиции, например, говорит, что наше село, там наши предки. Но если глубоко вникать — село Даттых все-таки не отошло Чечне, вероятно, оно с ингушской стороны. И более того, есть важнейшие вопросы. На бумаге, к сельсоветам возвращаясь, сельсовет включен в какую-то программу до 2033 года, по-моему, по развитию этого села. Потому что туда надо вкладывать деньги. Было ли туда что-то вложено? Да ноль копеек. Там один пасечник и то иногда бывал и то его пасека пропала.
О. Журавлева
― То есть на бумаге просто некие деньги куда-то ушли.
Г. Шведов
― Вот. Значит, можно ли осваивать деньги, занимаясь этими территориями, или нельзя — по сути, конечно, никакой деятельности активной, насколько я знаю, с ингушской стороны не велось там. А вот с чеченской — кое-что пошло в последнее время.
О. Журавлева
― Тут еще возникла тема. Нефть упомянутая.
О. Орлов
― Прежде чем скажем про нефть, тут другая тема возникла в словах Григория. Родовое село, это наше исконное родовое село. Чье? Ингушское? Чеченское? А давайте вспомним, что на границе Чечни и Ингушетии вообще-то исторически проживает вайнахский конечно субэтнос. Орстхойцы. Понимаете.
О. Журавлева
― А они могут быть обозначать себя чеченцами и ингушами.
О. Орлов
― Фамилия Цечоевы очень распространенная среди орстхойцев. Часть относится к ингушами, часть — к чеченцам. Исторически эти места не исчерпывались этим понятием — ингуши, чеченцы. Там были горные общества, более мелкое дробление. И вот куда вы отнесете орстхойцев, которых теперь искусственно разделяют между ингушами и чеченцами. И те, и другие могут теперь говорить, что это наши родовые земли.
О. Журавлева
― То есть проблема усугубляется именно тем, что проходит по этому месту.
О. Орлов
― Она неизбежно серьезная проблема. Потому что любые границы в любых местах, в общем, устанавливались достаточно произвольно и силовым методом. И сейчас вот обе стороны оперируют к каким-то картам 20–30 годов. И говорят, вот Горская республика была образована большевиками. А вот потом из нее выделилась Чеченская. А вот еще. Не, вот это сталинский произвол. А это правильный документ. Другая сторона наоборот говорит. Понимаете. Бессмысленно апеллировать сейчас к исторической справедливости, как видим, не получится апеллировать к этническому населению на той или другой территории. И правовой никакой нет основы. Потому что все границы последних многих десятилетий, столетия уже проводились абсолютно произвольно вначале царской администрацией, которая вела себя как оккупационная власть. А потом большевистским произволом.
О. Журавлева
― Спасибо большое. Я вот еще хотела задаться вопросом да, про нефть. Так получается, что уже когда конфликт вышел в фазу прессы что называется, федеральной, хотя говорят, что центральные каналы не заметили, что это происходит.
Что митинги и не вся пресса вовлечена в это. Тем не менее. Мы получили огромное количество заявлений с ингушской стороны. Мы получили интервью протестующих. Интервью возмущенных граждан, рассказы про старейшин, про то, про это. Про то, как повели себя депутаты. Как повели себя другие депутаты. И все прочее. Со стороны Чечни глухая тишина. Там есть только один человек, который что-то по этому поводу может делать какие-то заявления про своего брата Евкурова. Это мы знаем прекрасно. Значит ли это, что при этом разделе пострадавшая сторона — Ингушетия?
Г. Шведов
― Я думаю, что по-настоящему надо вообще в какой-то момент вернуться к вопросу о нефти, всех он интересует. Но вы гораздо более важный сейчас вопрос поднимаете. По-настоящему пострадавшая сторона это гигантское количество людей, живущих в Чечне и Ингушетии, которых этот конфликт во многом рукотворный и просто связанный с плохой просветительской работой, которого можно было избежать. Вторгает в реальный межнациональный, может быть в перспективе конфликт.
Сегодня нет этого конфликта, сегодня даже те, кто протестуют в Магасе это не люди, которые протестуют по поводу чеченцев. Они протестуют по поводу решений власти чеченской и ингушской. Но постепенно если вот ситуация будет такова, как она есть на сегодняшний день, межнациональный аспект будет появляться. Уже сегодня протестующие потихоньку начинают пока аккуратно использовать такие формулы — надеемся, наши братья отдадут нам эти земли. То есть уже не власти. И это очень опасно. Здесь нужно не сажать тех, кто что-то допускает какие-то выражения не слишком точные. А работать интенсивно с тем, чтобы показать, что человеку обычному, живущему и за пределами этих территорий и поблизости, на самом деле нечего делить. Людей, которые борются по-настоящему, обычных людей за эти земли, в данном случае нет. Это не вопрос пригородного района. Где, к сожалению, межнациональный аспект — от него не уйти. И здесь власти должны приложить прямо сейчас усилия, чтобы конфликт не перерос в межнациональный. И если можно, вы задали вопрос о нефти.
О. Журавлева
― Тоже от протестующих мы слышим, что там какое-то нефтяное озеро…
Г. Шведов
― Из рукава такой козырь достают, для того чтобы разыгрывать его. На самом деле я не специалист, но те специалисты, с которыми беседовали, объясняли, что недаром это месторождение было закрыто, объем сероводорода там очень большой. Отделять его будет довольно дорого.
О. Журавлева
― То есть это будет не рентабельно.
Г. Шведов
― Но это все известно по старым технологиям. А что мы имеем, какие карты на столе. Мы имеем решение «Роснефти» наконец в пользу Чечни, чеченского руководства, что одна из мощностей «Роснефти» теперь становится чеченской. И может быть рентабельно, не рентабельно, будет интересно открыть что-то, что было законсервировано. Поэтому прозрачности не хватает от чеченских властей. Пусть даже от одного-единственного спикера, нужна четкая информация. Не для «Кавказского узла», не для правозащитников.
Для людей, которых он считает своими братьями. Для ингушей. Сказать, если они не собираются вообще ни на одну секунду заниматься месторождениями, прямо и четко им сказать, что мы этого делать не будем. И это уже будет большой шаг навстречу тому, чтобы межнациональные отношения не подогревались. Если Кадыров скажет, что мы не будем этим заниматься, многие, далеко не все, но многие вопросы будут сняты, и если бы он это сказал, если это действительно так, если они не собираются этим заниматься, сказав это, он сделает шаг в правильном направлении. Но если это не так, он мог бы сказать, что мы будем заниматься этими месторождениями, и вот каким образом…
О. Журавлева
― Мы вам компенсируем.
Г. Шведов
― Ингушетия получит что-то от этого. Может быть более дешевый бензин, или я не знаю, что они могут сделать для своих братьев. В конце концов.
О. Журавлева
― Олег Петрович, а у вас какие впечатления. Имеет значение экономика здесь такая?
О.
Орлов
― Мне кажется, нет. Понимаете, спор идет о борьбе в значительной степени за символы. И, не предрекая и не говоря, что это территория той или другой стороны, просто хочу объяснить, почему в Ингушетии так остро реагируют, как они считают, на потерю их территории. Давайте вспомним, Ингушетия, ну 3,5–4 с небольшим тысяч квадратных километров. Точно не определена пока территория, вот сейчас, когда будут линии проведены, границы, будет хотя бы понятно. Но вот такой размер. Рядом Чечня. 16–17 тысяч кв. километров. Это первое.
О. Журавлева
― Почти большой брат.
О. Орлов
― Да. Второе, давайте вспомним, что как бы то ни было, есть объективная реальность. Психологическая травма, если хотите у жителей Ингушетии, пригородный район. Кому он должен принадлежать, не касаюсь этого вопроса. Но это исходные, от этого не уйдем. Психологическая травма. У многих людей, проживающих в Ингушетии, правильно или неправильно, но есть представления — вот наша земля была, теперь ее у нас взяли.
И вот на этом фоне с другой стороны другой большой сосед небольшую часть, но все-таки извините, давайте подсчитаем, это получается порядка 6% территории уходит. Ну, можно сказать ерунда, но для маленькой Ингушетии даже это представляется что-то. Поэтому надо понимать психологическое состояние жителей Ингушетии, когда они узнают об этом.
О. Журавлева
― Я прошу прощения, но ведь и какая-то часть чеченской на данный момент территории вроде бы переходит в Ингушетию. Но она меньше.
О. Орлов
― Речь идет о двух разных территориях. Север Ингушетии Малгобекский район, там действительно есть взаимный обмен, там какая-то часть территории уходит в Чечню, какая-то взаимно дается Чечней Ингушетии.
О. Журавлева
― Это не спорный вопрос.
О. Орлов
― А есть другой участок, а именно — юг, горно-лесистая местность, вот тут никакого взаимообмена нет. Тут есть некая территория, которую Евкуров, обращаясь к народу, запоздало явно, надо было это заранее все говорить, вдруг объявляет, что да, мы исправляем ошибку.
Эту ошибку мы совершили в 2009 году. Почему до этого никто об этой ошибке не говорил.
О. Журавлева
― Вот самый главный вопрос всей этой истории — почему сейчас и почему так. У нас в студии: Григорий Шведов, главный редактор интернет-издания «Кавказский узел» и Олег Орлов, член Совета Правозащитного центра «Мемориал». Мы продолжим после новостей.
НОВОСТИ
О. Журавлева
― В Москве 20.35, и мы продолжаем разбираться в вопросах границы между Чечней и Ингушетией. Мы если можно для начала, сейчас вернемся к размерам республик и размерам уступили/не уступили, справедливо/несправедливо. Просто есть несколько простых вопросов, на которые нужно ответить нашим слушателям. Кто живет на этих землях, переданных Чечне, пояснили бы. Мы уже проговорили, что по последним идеям это весь спор вокруг не жилого района. Заповедника, лесистой местности, где фактически нет населенных пунктов.
Г. Шведов
― Да, но нюансы такие.
Даже там, где люди не живут: а) есть на бумагах планы восстановления. Даже официальные документы. И кто-то хотел бы, исходя из того, считает, что в Ингушетии были планы восстанавливать эти населенные пункты, когда-то воспользоваться этими возможностями; б) есть люди, которые сегодня не могут восстановить что-то и завещают своим детям это восстановить. И говорят, вот наша родовая земля. То есть это не город, где нежилые районы и мы сносим эти дома и переселяем людей, но даже в городе мы знаем, как эти планы тяжело встречаются. Это территория, где даже нежилые районы надо исследовать с точки зрения того, если там поселения были исторические и хочет ли кто-то туда вернуться.
О. Орлов
― Какие исторические поселения, Гриша. Там орстхойцы жили, я повторяю. А сейчас часть из них живет в Ингушетии, часть — в Чечне. И любой из них имеет право претендовать на эти земли, называя их родовыми.
О. Журавлева
― Простите, пожалуйста, джентльмены, хочу понять еще такую вещь.
А что принципиально изменится для конкретного человека, чья семья сейчас, допустим, проживает на территории Ингушетии, хотя они все орстхойцы как вы говорите, то есть они условные ингуши по факту проживания, у которых допустим родовое, если это родовое село оказывается в административных границах Чечни. Это значит, он не сможет воспользоваться землей?
Г. Шведов
― Очень много изменится. Во-первых, есть какие-то документы, связанные с планами восстановления у Ингушетии. А у Чечни нет таких документов. Во-вторых, что происходит с людьми сегодня в Чечне, которые живут не где-то далеко на окраинах республики, а в самом центре. Люди, которые живут во многих населенных пунктах, где дома сносятся, их переселяют на окраины. Это все знают. Это не секрет, это не какие-то расследования. Так ведется работа в Чечне. Решили, снесли, переселили людей. Я думаю, многие люди хотели бы другого отношения. И если они понимают, что, живя сегодня в Ингушетии, они имеют больше шансов на то, чтобы через 10 лет, может быть, восстановить свои дома, а если их дома уже будут находиться в Чечне, может быть некоторые из них считают, что шансов на восстановление, если будет там заповедник, рекреационная зона, никаких восстановлений там не будет.
Если там будет добыча ценных пород дерева, будут отделять сероводород от нефти, я думаю, что многие бы хотели более ясных перспектив, которые дает, скорее, извините власть ингушская, чем чеченская.
О. Журавлева
― Ну и логичный вопрос от Дмитрия Мезенцева: насколько Ингушетия свободнее, чем Чечня.
О. Орлов
― А вот настолько, что Чеченская республика фактически-де-факто отказалась от претензий на весь Сунженский район решением одного господина Кадырова. А раньше она высказывала эти претензии. И никому в голову в Чечне не придет протестовать и против этих претензий и против отказа от них. Просто обсуждать решение власти невозможно. И рядом республика Ингушетия, где происходит то, что происходит. Вот разница. Кому что нравится.
О. Журавлева
― Два мира, два детства.
О. Орлов
― Тоталитаризм кому-то больше нравится.
Г. Шведов
― Давайте скажем, а что происходит в Ингушетии помимо того, что там очень плохо, что имеет место конфликт, вот мы видим сквозь призму того, как все плохо.
Я бы о том, о чем говорили до эфира, хотел бы сказать. Что это вообще очень необычно для России в целом. Для всей нашей необъятной страны, что тысячи людей могут протестовать на центральной площади главного города какого-то российского региона и их не разгоняют, они остаются на ночь. Поэтому хотя я далеко не поддерживаю, что у нас имеет место действительно конфликт, что до этого дошло, я хочу обратить внимание, что это очень необычно для российской демократии. Возможность такого волеизъявления, свободы собраний и очень хорошо, что на сегодняшний день их никто не разгонял. Плохо, что стреляли, может быть, в воздух. Но их никто не разгонял, и насколько мы знаем, как-то превентивно не задерживают, не сажают, не выписывают штрафов по сегодняшний день. Посмотрим, что будет, начиная с 22.00.
О. Орлов
― Поддерживаю Гришу.
О. Журавлева
― Обратите внимание на слова Григория Шведова, потому что ситуация прямо сейчас может меняться самым разным образом.
Я, слушая вас, поняла, что этот метод и образ протеста, который мы сейчас наблюдаем по репортажам в разных СМИ, напоминает Армению. Когда народ в единстве те, кто протестуют — протестуют, а те, кто торгует хлебом — приносят хлеб как бы в поддержку. Туда же выходят какие-то духовные лидеры, здесь же стоят женщины, которые пламенно беседуют с корреспондентами. Это все очень похоже на какую-то другую жизнь.
Г. Шведов
― Есть даже видео такое. Когда до массовых протестов снимали первый раз, когда не пустили силовики протестующих в Магас и кто-то, снимавший их, стоящий на стороне силовиков, снимающих силовиков за их спинами и их щиты изнутри, говорит: «А вот в Армении силовики не пошли против своего народа». И видео заканчивается.
О. Журавлева
― И после этого силовики, кстати говоря, полицейские, которые теперь уже охраняют протестующих, братаются и так далее, это тоже какой-то очень особенный случай. Вот уже нужно запомнить и где-то зафиксировать.
О. Орлов
― При тех правильных претензиях к властям республики Ингушетия, которые своими, скажем прямо, неуклюжими действиями во многом способствовали и спровоцировали, что происходит, все-таки надо отдать должное сейчас. Тому, что они не допускают никакого силового воздействия на протестующих. Это большая заслуга властей Ингушетии.
О. Журавлева
― А вот слухи о том, что из других регионов будут подтянуты силовики. Это решение власти не допускать этого.
О. Орлов
― Это было, мы не знаем, какое было решение, но как Гриша говорит, в Кабардино-Балкарию стягивались силовики со всего северокавказского региона. Так они начали стягиваться сюда. Но им, в общем, как бы не дали действовать и ингушские силовики сказали, что мы сами будем решать так, как мы считаем нужным.
О. Журавлева
― Еще у меня совсем какой-то детский вопрос. Я подумала о протестующих людях, которые вроде бы не живут в этом конкретном месте, но могут иметь какие-то интересы.
Для них, наверное, гораздо страшнее начать общаться с другими силовиками и другими властями. Потому что со своими ингушскими силовиками и властями мы видим, как они общаются. Если там появятся другие силовики и другие власти, они как бы все, для них это конец всех представлений вообще о прекрасном. А как удивительно получается, что по этой достаточно такой невнятной границе просто действительно как две Кореи. Настолько разные общества. Вроде бы братья. Как так получилось?
Г. Шведов
― Не без Москвы обошлось в этом. Но сейчас сложно сравнивать, к сожалению, в Ингушетии не только все хорошо и много было и грубых нарушений прав человека, мы знаем. И офис организации, которой Олег Петрович многие годы руководил, был сожжен. И, к сожалению, никак не найдены, насколько я знаю, заказчики этого преступления.
О. Орлов
― Не найдены. Не только заказчики, исполнители не найдены.
Г. Шведов
― Да, то есть мы знаем, что «Мемориал» подвергался атакам офис.
Другой правозащитной организации «Комитета против пыток» тоже был атакован. В конце концов, правозащитники, журналисты тоже были атакованы на территории Чечни. Отдельный вопрос, не были ли это чеченцы, атаковавшие…
О. Журавлева
― На территории Чечни или Ингушетии?
Г. Шведов
― На территории Ингушетии, извините. Отдельный вопрос, не были ли это чеченцы, кто их атаковал. Тем не менее, проблемы в Ингушетии есть и их много. Другое дело, что, конечно, Ингушетия совсем не Чечня, но мы должны посмотреть и на Дагестан. Например, Дагестан тоже совсем не Чечня. И мы видим, сильно отличаются регионы Северного Кавказа друг от друга. Такие ли разные общества. Сейчас потихоньку мы начинаем видеть различия. Потому что в Чечне я пока не нашел человека, который мне, по крайней мере, со мной поделился, что он солидаризировался с протестующими. Многие понимают, что Ингушетия теряет, Чечня получает. Многие, не имеющие к этому никакого отношения, они не получат ничего с этого.
Но это печалит меня, например. Потому что вот Олег Петрович упоминал, что территория там, можно сказать в пять раз больше людей живет в Чечне. Больший регион, большой брат. Если он что-то получает за счет младшего брата, как себя в этой ситуации правильно вести. Я не знаю. Я не уверен, что то молчание, которое мы видим и даже в соцсетях то, что мы наблюдаем, это отсутствие какого-то желания ну хотя бы призвать к той же гласности и прозрачности, о которой идет речь. Один из тезисов протестующих, что их не устроила скрытная форма…
О. Журавлева
― То есть вы хотите сказать, что в Чечне не видно людей, которые хотя бы в полголоса как-то по этому поводу высказались и может быть поддержали Ингушетию.
Г. Шведов
― И даже может быть за пределами Чечни. Те, кто живут сейчас в диаспоре, кто бы сказал, что мы не выступаем по поводу земли, но мы поддерживаем протестующих. Требуя такой же гласности, неважно, отдаем мы гектар, полгектара чеченской земли, пусть я живу в Брюсселе или Страсбурге, я бы хотел как чеченец просто знать, чтобы это было не соглашением, подписанным в последний момент.
Публично прояснено для общества. Чтобы это было прояснено заранее. Где эти люди, которые выступают в своих интересах и в интересах, скажем так, справедливости и своего соседа, брата, у которого меньше земли. Меньше людей. И вот здесь потихоньку я вижу это различие между обществами. Потому что этого голоса, мне удивительно, что его так плохо слышно или может быть нет.
О. Журавлева
― Олег Орлов.
О. Орлов
― Первое, возвращаясь к разнице ситуации в двух республиках. Во-первых, давайте вспомним, что только что недавно этим летом целый ряд сотрудников центра «Э» МВД по республике Ингушетия были осуждены. Осуждены за превышение должностных полномочий. За пытки, за прямо скажем, бандитизм. Вот центр «Э» существует во всех республиках, во всех регионах России. Вот везде это политическая полиция и везде больше-меньше они творят произвол. Вот где еще, в каком еще регионе России, было такое, чтобы был осужден и руководитель центра «Э» и целый ряд его подчиненных.
Ингушетия. В чем-то во многом Ингушетия, конечно, это уникальный регион на территории России. И я всем своим друзьями в том числе и кто сейчас находится на площади, я все время говорю: ребята, протестуя против Евкурова, не забудьте эту часть, что живете, в общем, в некотором уникальном регионе для всей территории России. Второе, вы говорите, а почему так. Вот рядом Чечня, рядом Ингушетия, два близких братских народа. Во многом общая история и вот такая разница. А давайте не забудем, Чечня пережила две страшные кровавые войны. В течение этих двух войн творилось жуткое насилие на этой территории. Вот эти две такие страшные войны не могло остаться безнаказанным. А потом был развязан просто государственный террор, сначала (неразборчиво) потом было передана возможность незаконного насилия…
О. Журавлева
― На местный уровень.
О. Орлов
― Прямо скажем, государственного террора на местный уровень и в этом именно разница истории этих двух регионов, этих двух народов.
О. Журавлева
― Вот тут вопрос: где можно посмотреть карту предполагаемой новой границы между Ингушетией и Чечней. Вы знаете, есть много разных публикаций. По-моему, на «Медузе» я видела, проведены две границы, чтобы можно было заметить разницу между до определенного момента 18-го года и планируемые…
Г. Шведов
― Могу сказать, что мы сейчас тоже работаем над такой картой. И главное не карта, а вывод из нее. Власти в Ингушетии, конкретно один из министров говорил про равноценность обмена. Так вот, работа с картой показывает, что совсем не равноценный обмен землями произведен. То есть не близко к равноценному.
О. Журавлева
― То есть только в пользу Чечни вы считаете.
Г. Шведов
― Да, и очень сильно в пользу Чечни. И это то, почему нужна дополнительная работа сейчас и гласность, и нужно объяснить, почему в такой мере в пользу одной стороны это соглашение подписано.
О.
Журавлева
― Мы добрались до самого главного вопроса, который наши слушатели задают. Что же делает федеральная власть. Аня спрашивает из Санкт-Петербурга: разве границы регионов это предмет ведения только руководства этих регионов? Ну, вообще-то наверное, нет.
О. Орлов
― Соглашение подписывалось, конечно, Евкуровым и Кадыровым в присутствии господина Матовникова.
О. Журавлева
― То есть с благословения федеральной власти.
О. Орлов
― С благословения представителя президента в Северо-Кавказском федеральном округе. Думаю, не просто с благословения, а на самом деле по их указанию и по их прямому настоянию.
О. Журавлева
― Тогда возникает вопрос, как в «Покровских воротах»: Сава, но тебе-то это зачем нужно. Зачем федеральному центру у себя, простите, не в самом приятном регионе, я имею в виду Чечню с таким анамнезом устраивать проблему.
О. Орлов
― Они-то думали, что они не проблему устраивают.
Они-то считали, а вот мы быстренько ее решим. И прекрасно отчитаемся перед Кремлем. Как эта проблема решена. Один согласен начальник, второй согласен начальник, начальника более агрессивного, то бишь Рамзана Кадырова…
О. Журавлева
― Умиротворили.
О. Орлов
― Удовлетворим небольшой территорией. А от большой территории претензий он откажется. И все довольны. А о том, что нужно согласовывать с населением что-то — просто в голову не приходит.
О. Журавлева
― Меня пугают эти головы, которые занимаются такими тонкими вопросами.
Г. Шведов
― И будут, видимо, еще дальше заниматься. Но про федеральную власть надо вспомнить, что еще Совет Федерации к этому вопросу, может, будет иметь отношение. К этому соглашению, когда оно будет…
О. Журавлева
― Они его должны как-то ратифицировать?
Г. Шведов
― Да, я думаю. То есть, есть еще стадия, которая должна быть пройдена.
Я хочу еще обратить внимание, что вопрос у Чечни не только с Ингушетией. У Чечни был недавно конфликт на уровне сельских общин в Дагестане. Это было в отличие от Ингушетии связано в большой мере с периодом депортации, когда чеченцы вернулись, их дома многие были заняты. И вот есть такой вопрос…
О. Журавлева
― Надо ли освободить эти дома.
Г. Шведов
― Да, будет ли следующая стадия. Мы помним одно из изменений, которое сейчас в Чечне произошло под развитие этой темы. Передела границы. Это переименование комиссии, которая в Чечне давно была создана. Комиссия называлась, не буду полное название даже пытаться восстановить. Но в нем было слово «Ингушетия». Решение этого вопроса с Ингушетией. Сейчас эта комиссия называется иначе. И я очень надеюсь, что то, что сейчас происходит в Ингушетии, заставит гораздо лучше планировать, если есть такие планы, работу по чечено-дагестанской границе.
О. Журавлева
― То есть извлечь какие-то уроки.
Г. Шведов
― Да, но вопрос, конечно, в том, будут ли принимать во внимание интересы людей, или будут в этом пытаться опять найти внешнего врага, который раскачивает ситуацию и так далее. Надо принимать во внимание людей. Нужно, чтобы на месте поработали специалисты.
О. Журавлева
― Эти специалисты существуют?
Г. Шведов
― Да, они существуют. Есть достаточно академически в научной сфере людей, хорошо подкованных, знающих регион и по ингушско-чеченской границе, и по Дагестану. Эти люди есть. Но федеральная власть их не слушает. Потому что на сегодняшний день вопросы большого количества людей или одного человека, чьи права нарушены, это вопросы не приоритетны. Мы сидим с вами здесь и говорим о вопросах большого количества людей, чьи права, вероятно, нарушены этим соглашением. А в Чечне происходит процесс над Оюбом Титиевым, коллегой.
О. Журавлева
― Который, по-моему, премии был удостоен.
Г. Шведов
― Да, был удостоен премии Вацлава Гавела. Но мы понимаем, что это все между собой связанные вопросы. Может происходить процесс Оюба Титиева в той же самой реальности, в которой будут как-то внимательно прислушиваться к интересам орстхойцев или жителей Надтеречного района. Я говорил перед эфиром, ту часть, некоторую маленькую часть территории, которую Чечня отдает, спросили у этих чеченцев: вы готовы, что земли ваши сельскохозяйственного назначения, которые вы сейчас используете, уйдут в Ингушетию. С ними поговорили, им объяснили, что они смогут эти земли использовать по-прежнему, пусть они будут ингушские. Или они не смогут их использовать и им выделят другие земли. Смешно предполагать, что даже такие вопросы в принципе возникают. Потому что зачем нам спрашивать каких-то сельских жителей. И это часть этого общего отношения от какого-то отдельного человека, против которого идет процесс в Чечне и до какого-то отдельного человека или сообщества людей, которые живут где-то в селах и зачем на них обращать внимание.
О. Журавлева
― Я хотела вас спросить, как вы считаете, есть какие-то планы по поводу смещения Евкурова у федеральной власти или у местных каких-нибудь не скажу силовиков, но каких-то сил. Против Евкурова это все могло быть затеяно?
О. Орлов
― Ну как, часть оппозиции, в том числе часть тех, кто сейчас митингует на площади, конечно, они занимают очень резкую антиевкуровскую позицию. С самого начала. И для кого-то, я могу повторить частично слова Евкурова: для кого-то этот конфликт, связанный с территориями, только повод для того, чтобы выступить и начать наступление против Евкурова, может быть в дальнейшем его сбросить. Но среди оппозиции очень разные люди. Одни люди пришли туда, протестуя против того, что не советуются с народом. А другие пришли протестовать против Евкурова. Исключительно с политическими…
О. Журавлева
― Но федеральный центр за или против Евкурова.
Г. Шведов
― Он за Евкурова.
Поэтому его переназначили. Но прямо перед переназначением Евкурова и начался этот конфликт и начался он с чеченской стороны. И тут вдруг неожиданно Кадыров так полюбил Евкурова, подписал с ним это соглашение. Знал ли Кадыров, что будут такие протесты. Ну, будем считать, что, наверное, не знал. И не потому согласился подписывать эти соглашения. А, может, и знал.
О. Журавлева
― В общем, множество еще вопросов. Будем надеяться, что конфликт разрешится максимально мирно, насколько это возможно. Границы между Чечней и Ингушетией. Говорили сегодня с Олегом Орловым, членом совета правозащитного центра «Мемориал» и главным редактором интернет-издания «Кавказский узел» Григорием Шведовым. Спасибо большое. Меня зовут Ольга Журавлева. Всего доброго.
«От них просят только одного – развесить везде плакаты Путина и дать ему 99%. За это они могут делать что хотят»
Алексей Навальный предлагает разрушить традицию молчания вокруг чеченской коррупции: «Когда руководители республик осознают, что они в меньшинстве, эта система рухнет» |
Алексей Навальный прослыл смелым разоблачителем, разрушившим «заговоры молчания» многих властных корпораций и братств.
Накануне он нарушил тишину вокруг, возможно, самого темного царства российской элиты – рассказал о коррупции в высших эшелонах власти Чеченской республики. Эта публикация – ответ на реплику Рамзана Кадырова, назвавшего Навального «болтуном и трусом». «Два альфа-самца сцепились», — шутят комментаторы в блоге Навального. «Алексей, после такого надо нанимать охрану», — сочувственно советуют другие. «Чем больше обо всем этом будут говорить на разных площадках, тем лучше», — считает Навальный. Мы полагаем, что чем больше СМИ будут говорить о противостоянии общественного деятеля и кавказских руководителей, тем безопаснее будет и для самого блогера. Поэтому – предоставляем ему слово. В интервью «URA.Ru» Алексей Навальный рассказал, почему не боится мести Рамзана Кадырова, как нужно наводить порядок на Кавказе и примет ли он приглашение съездить в Грозный поесть шашлыка и станцевать лезгинку.
— Алексей, есть ли уже какая-то реакция со стороны властей Чеченской республики? Насколько они информированы по поводу этого материала? И если реакции нет, какую вы ожидаете?
— Нет ни малейших сомнений, что они информированы по поводу нашего расследования.
Ведь помимо того, что я написал об этом пост в «Живом журнале» (он уже вызвал достаточно большой резонанс), мы с ними несколько месяцев вели по этому поводу переписку. Так что и следственные органы, и прокуратура, и МВД Чеченской республики отлично знают о происходящем. Но они даже не пытаются делать хорошую мину при плохой игре. Они пока просто хранят молчание, что абсолютно в русле традиционной модели поведения. Модель такая: с одной стороны, их возмущают лозунги типа «Хватит кормить Кавказ», а с другой – они полностью игнорируют любые установленные правила расходования бюджетных средств.
— Мне кажется важным, что пост делает ответственными не просто отдельных чеченских чиновников. Вы обращаетесь и лично к Рамзану Кадырову. Какова может быть его реакция? Его принято считать человеком горячим.
— Ваш вопрос показателен. Вы говорите – «обвиняете не только чиновников, но и Рамзана Кадырова». В этом и кроется проблема. Рамзан Кадыров и с точки зрения проекта «Роспил», и с точки зрения законов Российской Федерации — просто губернатор.
Он тоже всего лишь один из чиновников. И как любой из чиновников, он обязан выполнять то, что ему положено делать, и запрещено то, что не положено. Тем не менее Рамзан Кадыров устроил в республике режим, при котором он какой-то главный, я не знаю, басмач, или еще кто. Этот режим находится вне правового поля, а сам Кадыров допускает какие-то высказывания, полностью игнорируя законы Российской Федерации (взять хотя бы его предложение арестовать людей, вышедших на Болотную площадь, – собравшихся мирно, без оружия, в соответствии с законом).
Единственное, что связывает его с Россией, — это его личная преданность Путину и его желание фальсифицировать выборы в пользу Путина. Все остальные законы и правила, которые существуют на территории России, он нарочито и публично игнорирует. При этом повальное воровство в Чеченской республике стало настолько общим местом, что о нем никто уже даже не говорит. И мой вчерашний пост – это попытка нарушить это молчание, с документами в руках рассказать о конкретных фактах.
Наша задача – чтобы Рамзан Кадыров вспомнил, что он обычный губернатор и должен делать то, что ему положено должностной инструкцией. Пусть делает.
— Почему такое вызывающее поведение характерно именно для Чечни и для Кадырова? Это ведь действительно вызывает раздражение у многих в России.
— Естественно, вызывает. Посмотрите хотя бы на те факты, которые мы вскрыли. Там чиновники не соблюдали даже видимые формальности. Такого нельзя представить в других регионах Российской Федерации. Они демонстративно иллюстрируют ту стратегию, которую выбрал федеральный центр по отношению к Чечне. Эта стратегия заключается в том, что фактически Кавказу выплачивается дань, неограниченное количество средств. Причем эти средства отправляются не населению Чеченской республики или других кавказских республик, не населению, которое в большинстве своем нищее. Огромное количество денег отдается на бесконтрольное расхищение коррумпированными кавказскими элитами. И эти элиты должны выполнять только одну вещь – дать 99% за Путина.
И везде развешать его портреты.
Поводом для разоблачений Навального стала закупка чеченским МВД дорогостоящих иномарок
Все остальное их вообще не волнует, можно делать все, что угодно. Гонять на «Porsche Cayenne», стрелять из автоматов, танцевать с золотыми пистолетами, похищать людей. И до тех пор, пока они дают 99% за Путина, у них есть абсолютный иммунитет. Они могут красть выделяемые федеральные деньги. Нас это не устраивает. И я уверен, что это не устраивает большинство населения кавказских республик, которому от этого денежного дождя ничего не остается.
— Многие отмечают, что это схема, к которой в конце концов пришел Кремль, отчаявшись установить нормальный порядок на Кавказе. Решили «подкармливать» наиболее влиятельный клан, чтобы он сохранял видимую стабильность в республике.
— Кремль использует родоплеменные отношения, которые существуют в кавказских республиках. В условиях рыночной экономики и коррупции эти отношения, как выяснилось, могут процветать.
Федеральный центр предпочитает подкупать глав кланов и больше ничего не делать, с помощью этого и управлять.
— Может быть, такая схема взаимодействия – единственный выход сохранения Кавказа? Как я понимаю, вы же не сторонник отделения кавказских республик от России?
— Ни в коем случае, более того – я сторонник их возвращения в состав России. По факту, сегодня кавказские республики не являются частью России, так как там не действуют законы Российской Федерации.
— Какой тогда «метод Навального» для возвращения (или сохранения) Кавказа?
— Считаю, что никакого специального «метода Навального» или другой специальной стратегии не нужно. Есть стратегия одна, называется «Закон и порядок». Этого «закона и порядка» немного и на территории остальной России, а в Чечне он отсутствует вовсе. Все те проблемы, которые мы имеем в России, в Чечне усилены в сто раз. В Чечне, например, доведен до абсурда принцип отрицательной селекции при отборе чиновников.
Не просто наихудшие пробираются к власти: нужно быть откровенным вором и бандитом, чтобы иметь власть.
Только наведение элементарного порядка и законности поможет поменять ситуацию. Ведь гражданская война идет в Чечне, Ингушетии и Дагестане не потому, что там исламский терроризм, а потому что там беспредел, коррупция и обогащающаяся верхушка при нищем населении. Нужно бороться с этими явлениями. Все реформы и проекты по укреплению законности, изменению судебной системы и так далее должны быть начаты с Северного Кавказа, и там мы должны приложить к этому в десять раз больше усилий, чем в другой стране. Я уверен, что другого рецепта не существует.
— Должно ли в этом кавказским республикам помочь русское население или это задача для коренных жителей этих республик? Есть ли, по-вашему, на Кавказе здоровые силы для таких преобразований?
— К большому сожалению, необходимо констатировать горькую правду, которая заключается в том, что русского населения там уже нет.
И в этом смысле идея о том, что мы в Москве придумаем прекрасные планы и реализуем их, достаточно ограничена – потому что у нас нет механизма реализации. Нет этих самых людей, через которых можно проводить решения, – все русские оттуда уехали. Поэтому никто не решит проблему Кавказа кроме самих кавказцев, никто не решит проблему Чечни кроме самих чеченцев.
Я уверен, что здравые силы там существуют, существуют большие группы населения, которые не хотят жить в криминальном государстве и которые не согласны с тем, что Чечня такая феодальная бандитская республика, которой управляют бородачи с автоматами. Уверен, что там есть много нормальных людей, которые хотят жить в обычной европейской стране, в которой не обязательно женщинам закутываться с ног до головы, чтобы их не расстреляли из пейнтбольного ружья. Такие нормальные люди в конце концов составят большинство, и в республике начнет что-то меняться.
— В комментариях к посту много вопросов по поводу того, не боитесь ли вы за свою жизнь или за свое здоровье после прямой критики Рамзана Кадырова.
Принято считать, что на Кавказе на такие вещи реагируют менее толерантно, чем в федеральных ведомствах. Действительно, вот просто по-человечески – не боитесь?
— Не боюсь. Знаете, на протяжении всей моей деятельности мне постоянно задают этот вопрос – «Не боишься ли ты?». Я не боюсь и считаю, что остальные не должны бояться. Это вопрос наших денег, нашего будущего. Если мы будем всегда всего бояться, то нами вечно будет управлять десяток жуликов и бандитов. Не вижу здесь ничего страшного и считаю, что информация о происходящем должна распространяться как можно более массово, об этом должно узнавать как можно больше людей. Это нужно для того, чтобы сомнительные персонажи, которые находятся у власти в кавказских республиках, поняли, что они в меньшинстве.
— Кавказские руководители нередко стараются переубедить своих критиков, просто приглашая их к себе и показывая, как изменились Чечня, Грозный и т.п. Вот Демушкин так съездил в Чечню и вернулся воодушевленным тем, что делает Рамзан Кадыров.
Пытаясь представить, как будет вести себя Кадыров, я думаю, что он мог бы и вас позвать «широким жестом». Поедете в Грозный в таком случае? Вы, кстати, были на Кавказе?
— Нет, не был. Если мне захочется посмотреть Чечню, я сделаю это и без приглашения Рамзана Кадырова. Я достаточно много езжу по стране, и когда у меня появится свободное время, постараюсь приехать и на Кавказ. Но мне совершенно не нужно, чтобы чеченские власти пытались отчитаться передо мной, угостили шашлыком и станцевали лезгинку. Они должны отчитаться перед гражданами России – возбудить уголовные дела, отправить в отставку руководителей, ответственность которых в злоупотреблениях мы доказали.
— Будут другие расследования по Чечне?
— К сожалению, уровень коррупции в Чеченской республике настолько велик, что писать о происходящем там можно почти бесконечно. Другое дело, что серьезные расследования занимают достаточно много времени. Наш последний материал по Чечне мы готовили несколько месяцев.
Справка «URA.Ru». Пост Алексея Навального «Имена для героя России Кадырова» рассказывает о закупках автомобилей для МВД Чеченской республики – в том числе 15 автомобилей Mercedes—BenzE350 4Matic и одного Porsche Cayenne Turbo Tiptronic S. Как выяснили активисты «Роспила», фактически с 2010 года МВД Чечни осуществляет закупки, не проводя конкурсные процедуры (аукционы признаются несостоявшимися, многомиллионные закупки совершаются без предоставления отчетности). «Федеральные деньги, направляемые в огромном количестве на нужды МВД по Чеченской республике, тратятся совершенно теневым и мошенническим образом. Чеченские милиционеры настолько обнаглели от своей безнаказанности и вседозволенности, что не пытаются даже формально притвориться, что соблюдают установленные правила расходования бюджетных денег», — резюмирует Навальный. Пост стал одним из самых популярных в ЖЖ Навального, собрав более полутора тысяч комментариев, тысячи ссылок в социальных сетях и перепечаток в СМИ.
Пресс-служба главы Чеченской республики или другие ведомства республики пока официально не отреагировали на публикацию Навального.
Мы также обратились за комментариями к пресс-секретарю Рамзана Кадырова Альви Каримову, однако он отказался комментировать публикацию Навального, сославшись на то, что не знаком с корреспондентом «URA.Ru» и не общается по телефону с журналистами, которые не знакомы ему «по голосу».
осталось? Русская жизнь в Чечне
Лена переехала в Чечню несколько лет назад. До этого она жила на украинском Донбассе: когда там вспыхнул конфликт, сразу попыталась обосноваться в России и принять российское гражданство. Она переехала в Саратов, но столкнулась с той же проблемой, что и многие другие беженцы – ей там было нечего. И все ее попытки получить российский паспорт не увенчались успехом.
«Случайно встретила в поезде чеченца, и он сказал мне ехать в Грозный, где проще найти работу и получить российское гражданство, — говорит она.
«Он сказал, что идет много строительства, и мне даже могут предложить что-то. И в городе было много развития, поэтому я мог найти работу. В то время мне было нечего терять, поэтому я поехал».
Лена приехала в новую, глубоко коррумпированную Чечню: «Работу поначалу нигде не могла найти. Я пробирался мимо, беря работу на стороне, убирая, даже ворочаясь. Но люди всегда помогали, и чеченцы больше, чем русские».
Пыталась устроиться уборщицей в больницу, но за честь надо было заплатить 8000 рублей, а денег у нее не было.И платить должны все, независимо от их этнической принадлежности.
К счастью, Лена оказалась настойчивой и нашла себе комнату в общежитии за 1000 рублей в месяц. Не было ни кухни, ни комнатного туалета, но она принадлежала ей. И она должна скоро получить свой российский паспорт.
«Мне приходилось сталкиваться со всяким отношением ко мне — я ведь одинокая русская женщина», — посмеиваясь, говорит Лена. Были мужчины, которые хотели ее как любовницу, но она не могла заставить себя сделать это.
«А с другой стороны, они говорили: «Одень хиджаб, стань мусульманкой, и мы найдем тебе мужа».Но и это было не для меня: я всегда была православной, это часть нашей русской культуры», — уверенно говорит она, хотя в сегодняшней Чечне принятие ислама значительно упростило бы ей жизнь.
За последние два десятилетия Чечня пережила процесс исламизации. Чеченцы, конечно, и раньше соблюдали свою религию, но именно в последние годы ислам стал во многом объединяющим фактором.
Русским, принявшим ислам, зачастую легче интегрироваться – они могут, например, вступить в брак с чеченкой, что дает им возможность использовать семейные связи для повышения своего социального статуса.Семейные узы — практически единственный действенный механизм как для продвижения по карьерной лестнице, так и просто для выживания в сегодняшней Чечне.
«Мы найдем вас где угодно»: чеченские эскадроны смерти рыщут по Европе | Чечня
Зелимхан Хангошвили долгое время жил на грани.
Он пережил несколько лет партизанской войны против российских войск в Чечне в начале 2000-х годов. Он пережил покушение в столице Грузии Тбилиси в 2015 году, когда пули попали ему в руку и плечо.Он пережил пребывание в Украине, где ему сообщили о другом запланированном нападении, и он скрылся. Наконец, он прибыл в Германию в конце 2016 года и вздохнул с облегчением.
«Думаю, здесь он чувствовал себя в большей безопасности. Он думал только о том, чтобы построить светлое будущее в Германии, в том числе и для детей, а не о том, чтобы воевать или вернуться туда», — говорит Манана Цатиева, бывшая жена Хангошвили, которая живет в Германии с четырьмя детьми.
Но именно здесь, в центре Европы, Хангошвили наконец встретил свой конец.В конце прошлого месяца, вскоре после того, как он вышел из дома, чтобы пойти в мечеть, , в берлинском районе Кляйнер Тиргартен к нему подошел мужчина и дважды выстрелил ему в голову. Он умер сразу.
Подозреваемый в убийстве, задержанный полицией вскоре после того, как был замечен бросающим в реку парик и пистолет, до сих пор хранит молчание.
Он путешествовал по российскому паспорту, который, по-видимому, был выдан на поддельное имя, что усилило подозрения в отношении убийства, заказанного российскими спецслужбами или поддерживаемым Кремлем лидером Чечни Рамзаном Кадыровым.
Кто бы ни заказал это убийство, это убийство еще раз подчеркнуло опасное положение тысяч чеченцев в Европе, опасающихся возмездия из дома, но не способных получить убежище. Германия отклонила просьбу о предоставлении убежища для Хангошвили и его семьи и проигнорировала просьбу о предоставлении ему защиты из-за угроз его жизни.
Хангошвили стал последним в череде убийств за последнее десятилетие, когда боевики и другие враги Кадырова были застрелены, где бы они ни прятались.
В 2009 году в Вене был застрелен бывший телохранитель Кадырова Умар Исраилов, публично заявивший о том, что Кадыров лично пытал его. В том же году в Дубае был застрелен политический соперник Кадырова Сулим Ямадаев.
Местная милиция обвинила близкого к Кадырову чеченского политика в поставке орудия убийства. За последнее десятилетие в Стамбуле было убито полдюжины видных чеченцев, и турецкие власти считают, что к этому причастны российские спецслужбы. А на Украине, где чеченцы присоединились к добровольческим батальонам, воюющим с пророссийскими силами, в 2017 году из засады на своей машине погибла чеченская боец Амина Окуева.Ее муж и командир батальона Адам Осмаев был ранен, но выжил. Ранее на эту пару напал чеченский киллер, выдававший себя за французского журналиста из Le Monde , который пришел взять у них интервью.
Чечня при Кадырове превратилась в одну из самых зловещих «черных точек» в области прав человека в мире. Сын бывшего борца за независимость, перешедший на другую сторону, Кадыров использовал российские деньги, чтобы восстановить республику из руин войны, и получил полную свободу действий, чтобы править, как ему заблагорассудится, в обмен на присягу на верность Владимиру Путину.
В последние годы его силы безопасности провели внесудебные облавы на широкий круг групп, в том числе на подозреваемых боевиков, критиков правительства, тех, у кого борода считается неправильной, или тех, кто подозревается в гомосексуализме. Есть широко распространенные свидетельства того, что его войска применяли пытки.
В отличие от Хангошвили, большинство недавних чеченцев, прибывших в Европу, не имеют никакого отношения к бывшим повстанцам, а вместо этого являются теми, кто бежал от угроз и пыток, покидая свои дома в крайнем случае.Но, как и Хангошвили, большинство этих людей изо всех сил пытаются получить убежище на фоне растущей враждебности к миграции в Западной Европе, особенно к миграции мусульман.
В Германии, Польше и других странах ЕС несколько тысяч чеченцев находятся в правовой неопределенности и рискуют быть депортированными обратно в Россию, несмотря на то, что у них есть заявления о предоставлении убежища, которые должны быть учебниками: жертвы пыток с реальными угрозами их жизни и их семьям.
Совершив трудный путь в Западную Европу, их часто называют экономическими мигрантами или потенциальными радикальными исламистами и просят вернуться домой.
Для многих чеченских беженцев тяжелые испытания начинаются в Бресте, белорусском городе недалеко от границы с Польшей. Это самое близкое, что чеченцы, которые обычно имеют российские паспорта, могут попасть в ЕС без визы. Каждое утро из Бреста отправляется короткий поезд до польской границы, обычно с 200 чеченцами на борту. Они обязаны ехать в отдельном вагоне от других пассажиров.
На границе польские охранники отбирают не более одной семьи в день, которым разрешают подать заявление о предоставлении убежища; остальных просто отправляют обратно тем же поездом. Ранее этим летом чеченец в отчаянии перерезал себе вены на границе: наградой ему стал штамп в паспорте, автоматически лишающий его права предпринимать дальнейшие попытки, говорит Энира Броницкая, белорусская правозащитница.
Аюб Абумуслимов и его семья пять месяцев жили в холодной и сырой квартире в Бресте, несколько раз в неделю ездили на поезде в надежде получить убежище.Абумуслимов бежал из Чечни после исчезновения его брата Апти из города Шали в январе 2017 года. Апти был похищен вместе с соседом и доставлен в местное отделение полиции. Больше его никто не видел. В то же время исчезли многие другие люди, и Апти фигурирует в списке из 27 человек, опубликованном российской газетой «Новая газета» , как потенциальные жертвы внесудебной казни местными правоохранительными органами.
Проблемы у остальных членов семьи начались, когда они начали писать жалобы на случившееся.В июне 2017 года, по словам Абумуслимова, его машину остановили люди в штатском, и его затолкали в кузов другой машины. Его увезли в неизвестном направлении, где держали и пытали более двух месяцев.
Абумуслимов описал простые избиения, а также более зловещее обращение, включая удары током. Худшим, по его словам, была пытка солью, когда ему надели наручники на руки и ноги, а в рот насыпали большое количество соли.
Когда он был на грани удушья, ему давали пить воду, вызывая сильную боль, когда соль проходила через его тело.
«Они хотели, чтобы я подписал форму о том, что мой брат воевал в Сирии, и у нас нет претензий к правоохранительным органам. Я отказался», — сказал он. Его мучители были одеты в официальную полицейскую форму, хотя все, кроме двух, были в масках. Он был освобожден после более чем двух месяцев.
Подробности утверждений Абумуслимова о пытках проверить невозможно, но они совпадают с огромным количеством подобных историй от чеченцев, которым не повезло оказаться в руках кадыровских силовиков.Мария Ксенжак, психолог, которая сейчас лечит Абумуслимова, сказала: «У него все признаки того, кто пережил серьезную травму».
После освобождения Абумуслимов и его большая семья бежали из Чечни в Брест с целью попасть в Западную Европу.
Им потребовалось пять месяцев и 40 поездок на поезде, прежде чем польские пограничники наконец разрешили им подать заявление о предоставлении убежища. Но даже в Польше он не был в безопасности.
Пока польские власти обрабатывали заявление в городе Бяла-Подляска, Абумуслимов дал интервью СМИ о бедственном положении семьи.Вскоре после этого, когда он выходил из супермаркета в городе, подъехала машина с тремя людьми внутри. Они пытались затащить его на заднее сиденье, но он сопротивлялся, бросил свои покупки и убежал.
«Через пару дней мне позвонили с российского номера и чеченский голос сказал: «Вы думали, что мы не найдем вас в Польше? Мы найдем вас где угодно». Семья бежала в Германию, где подала новое заявление о предоставлении убежища, но до сих пор было отклонено из-за правила, согласно которому лица, ищущие убежища, должны подавать заявление в «первой безопасной стране», которую немецкие власти считают быть Польшей.
Есть много чеченцев с похожими историями, которые не говорят публично, опасаясь расправы над их семьями в Чечне, но Абумуслимов сказал, что он и его семья хотят предать огласке, потому что они не хотят, чтобы их запугивали, и хотят добиться справедливости для Апти .
Они также возбуждают дело против России в Европейском суде по правам человека.
«Самые невероятные нарушения происходят ежедневно в Чечне, это самое худшее место в Европе по нарушению прав человека, но из-за того, что Кадыров заставляет замолчать жертв насилия, мы получаем много информации и доказательств того, что мы не можем использовать, потому что если мы это сделаем, вся семья станет мишенью», — сказала российская правозащитница Екатерина Сокирянская.
Амина Окуева, погибшая в засаде в Киеве, Украина, в 2017 году вместе со своим мужем, командиром батальона Адамом Осмаевым, который был ранен. Дело Тумсо Абдурахманова дает редкое задокументированное представление о том, как режим Кадырова угрожает чеченцам в Европе. Абдурахманов работал в телекоммуникационной компании в Грозном, Чечня, когда, по его словам, его задержали по подозрению в радикализме из-за его длинной бороды. Власти настаивают на том, что он отправился воевать в Сирию, но это утверждение, по его словам, является ложным.
Он бежал в Грузию, а затем в Польшу, где завел видеоблог, осуждающий режим Кадырова. Его ролики на YouTube набрали тысячи просмотров, и вскоре ему позвонил Магомед Даудов, правая рука Кадырова, широко известный в Чечне под ником Лорд. Абдурахманов записал разговор и разместил запись в сети.
Зная, что Абдурахманов находится за границей и имеет большое количество сторонников, Лорд не стал сразу прибегать к угрозам. Вместо этого он пообещал, что они могут обсуждать вопросы открыто, и уговорил его вернуться в Чечню, чтобы помочь Кадырову, которого Лорд называл «падишахом» или «императором».
Поскольку он не справился, Лорд еще больше разозлился, требуя сообщить адрес Абдурахманова в Польше. Позже он публично заявил блогеру о «кровной мести». Позже семью Абдурахманова в Чечне засняли в сельской мечети, где они доносили на своего родственника. Эти кадры были размещены в Интернете. «Если они хотят, пусть убивают его или делают с ним, что хотят. Мы собрались здесь сегодня, чтобы объявить, что мы больше не несем за него ответственности», — сказал один из его родственников на записи, которая, по мнению Абдурахманова, была сделана под давлением.
«Я знаю, что они охотятся за мной. Меня ищут, поэтому, конечно, я принимаю меры, чтобы защитить себя», — сказал Абдурахманов в скайп-звонке из неизвестного места в Польше. Польские власти признали, что его жизни в России угрожает опасность, и предоставили убежище его жене и трем детям. Но они отклонили его заявление по соображениям национальной безопасности. Доказательства, послужившие основанием для принятия решения, засекречены.
«Я не могу защитить себя от обвинений, потому что не знаю, в чем меня обвиняют.Меня вообще не допрашивали; не было ни одного обсуждения с властями», — сказал он, отказавшись назвать свое местонахождение, за исключением того, что часто переезжал. Он сказал, что сейчас скрывается как от чеченских убийц, так и от польских властей, уверенный, что, если они задержат его и депортируют в Россию, его убьют.
Вполне возможно, что европейские органы по предоставлению убежища полагаются на обвинения России в террористических наклонностях, когда отклоняют заявления о предоставлении убежища.
Это правда, что за последние годы сотни чеченцев стали радикальными, некоторые присоединились к ИГИЛ и даже заняли высокие посты в группировке.Верно и то, что чеченские и российские власти использовали обвинения в радикальном исламизме как предлог для арестов или пыток людей.
«Ситуация очень сложная, но мы получаем случаи, когда люди явно нуждаются в убежище и им отказывают», — сказала Сокирянская.
Цатиева, бывшая жена Хангошвили, надеется, что его убийство, наконец, побудит власти Германии положительно оценить ее ходатайство о предоставлении убежища и ходатайство ее детей. «Это очень тяжелое время для меня и детей.Мы боимся того, что может произойти дальше, а решение о нашем убежище в Германии до сих пор не принято».
Ксенжак, который лечил чеченцев и других жертв пыток более двух десятилетий, сказал, что снятие угрозы депортации с травмированных беженцев было лучшим способом помочь им выздороветь и интегрироваться. «Когда жертвам пыток наконец предоставляется защита, преследовавшие их страхи постепенно исчезают.
Улучшаются доверительные и семейные отношения, после чего следует социальная интеграция. Но если они живут в постоянном страхе, им очень трудно оправиться.”
История Чечни за последние три десятилетия была трагичной и запутанной, поскольку первоначальная борьба за независимость от России в 1990-х годах была фрагментарной.
Когда Владимир Путин впервые пришел к власти в России в 1999 году, он начал вторую чеченскую войну беспощадной воздушной кампанией. Россия вернула себе контроль над регионом, но ценой ужасных человеческих жертв.
Кремль поставил во главе региона Ахмада Кадырова, перешедшего на другую сторону боевика.После того, как он был убит в 2004 году, его сын Рамзан принял власть и с тех пор управляет Чечней, восстановив регион на московские рубли и получив полную свободу действий для создания легальной серой зоны, где его слово — закон и процветает культ личности.
Повстанческое движение раскололось: сторонники светской независимой Чечни в основном перебрались в Европу, а оставшиеся повстанцы стали более исламистскими и использовали террористические методы.
К 2007 году чеченские боевики переименовали свое движение в «Кавказский эмират», стремясь принять законы шариата во всем регионе, а затем вступив в союз с «Исламским государством».Кадыров использовал это, чтобы изобразить всех оппозиционеров как радикальных исламистов.
Шли годы, и его силы безопасности действовали с еще большей безнаказанностью против его настоящих и мнимых врагов.
Грозный сегодня неузнаваем в разрушенной оболочке города, оставшейся после двух войн: сверкающие новые высотки освещены неоновым светом, а центральная улица называется проспектом Путина. Портреты Кадырова и его убитого отца украшают многие здания, и целый ряд западных знаменитостей посетили и выразили свое восхищение Кадыровым.Но за фасадом царит атмосфера страха.
Путеводитель по Чечне: мечети и горы!
Чечня – одно из немногих мест на Северном Кавказе, о котором раньше слышало большинство иностранцев. Особенно из-за войн в регионе в 1990-х и начале 2000-х годов слово «Чечня» закрепилось в памяти людей, чаще всего с негативными коннотациями опасной и нестабильной.
Однако нынешняя реальность такова, что ситуация с безопасностью действительно стабилизировалась, а количество отечественных и иностранных туристов, приезжающих в Чечню, с каждым годом продолжает расти.Может быть, вы станете одним из таких путешественников в ближайшем будущем? Читайте дальше все, что вам нужно знать о посещении Чечни.
Чечня имеет одну из лучших туристических инфраструктур в Северо-Кавказском регионе, благодаря восстановлению, проведенному после чеченских войн. Это делает его совершенно уникальным для Кавказского региона, где вы часто сталкиваетесь с плохими дорогами и отсутствием инфраструктуры в некоторых из наиболее красивых районов. Наоборот, в Чечне очень хорошие дороги и остановки общественного транспорта.
В связи с этим, вот лучшие способы добраться до Чечни:
А. Самолет – в Грозном есть небольшой, но новый международный аэропорт (ГРВ), с ежедневными рейсами в/из Москвы, а также еженедельными рейсами в/из Санкт-Петербурга, Ростова, Астрахани и Новосибирска по России.
Есть также еженедельные международные рейсы в / из Стамбула, Турция, а также в Дубай, ОАЭ, и Джидду, Саудовская Аравия. Если вы хотите посетить какую-то из соседних с Чечней республик, вы можете так же легко прилететь в Магас (ИГТ — Ингушетия), Беслан (ОГЗ — Северная Осетия) или Махачкалу (МСХ — Дагестан).
B. Поезд – В Грозном есть хороший вокзал недалеко от центра города. Есть двухнедельные поезда в/из Москвы с остановками в Минеральных Водах, если вы хотите тренироваться там из другой части Северного Кавказа. Город Гудермес является остановкой в Чечне на основной железной дороге через Чечню (идущей дальше в Дагестан и заканчивающейся в Баку, Азербайджан), так что вы также можете сесть на поезд туда/оттуда. Те, кто едет на российский Кавказ поездом с юга, могут сесть на двухнедельный поезд из Баку в Чечню.
C. Автомобиль/общественный транспорт – Чечня доступна на автомобиле из нескольких регионов, включая Ингушетию на западе, Дагестан на востоке и северо-востоке, Северную Осетию на северо-западе и Ставропольский край на севере.
Главная Кавказская магистраль проходит с запада через Ингушетию (Сунжу) в Чечню, а с востока через Дагестан (Хасавюрт) в Чечню. Есть также ежедневные маршрутки и автобусы, идущие в Грозный из остального Кавказа, включая Махачкалу, Назрань, Нальчик и Пятигорск.Если вы едете из Грузии, то до границы с Чечней около 2 часов после въезда в Россию.
Для самых смелых путешественников также есть горная дорога из Ботлихского района Дагестана в Кезеной-Амский район Чечни. Виды потрясающие, и эта дорога проведет вас через сердце гор в обоих регионах. Пограничники по обе стороны границы могут задать вам дополнительные вопросы о путешествии по этой местной дороге, но это настоящее приключение для тех, кто любит такие вещи.
2. Где остановиться?Поскольку инфраструктура Чечни является одной из самых новых на Северном Кавказе, здесь есть отличные варианты, где остановиться. Вот лишь некоторые из них:
А. Грозный — Столица Чечни — отправная точка вашего визита в эту республику.
В Грозном находится единственная на Северном Кавказе пятизвездочная гостиница по российским рейтинговым системам. Ваши лучшие варианты в Грозном:
— 4/5-звездочная роскошь — Грозный Сити, TheLocal
— Расположен в центре и дешевле для кошелька — Центр Сити, отель Дона
— Не в центре города, но с комфортом – Беркат, Городок
Б.Горы – В Чечне есть несколько горных ущелий с озерами, водопадами и даже горнолыжным курортом. Вот некоторые отели в чеченском уголке Кавказских гор. , Гостиница Родник
-Аргунское ущелье – Аргунское ущелье является домом для множества красивых горных достопримечательностей Чечни, в том числе Ушкалойских башен, водопадов Никарой и горнолыжного курорта Ведучи.Вот две гостиницы, в которых можно остановиться в этом уголке Чечни: гостиница «Эдельвейс», мини-отель «Астар»
Конечно, лучший вариант — остановиться в доме местного чеченца.
Чеченцы известны во всем мире своим гостеприимством по отношению к гостям, и многие из них были бы рады, если бы вы остались с ними, если бы представилась такая возможность.
Само собой разумеется, что Грозный обязательно нужно посетить во время вашего визита в Чечню. Для тех, кто посетил остальную часть Кавказского региона, вы заметите, насколько отличается Грозный из-за того, насколько все новое, по сравнению с некоторыми старыми столицами региона.Особенно часть города «Грозный-Сити» похожа на то, что вы найдете в Москве или Дубае.
В Чечне также есть множество небольших городов, которые стоит посетить, особенно два пригорода Грозного: Аргун и Шали. В обоих этих городах есть красиво оформленные мечети, причем Шали особенно известен тем, что здесь находится самая большая в Европе мечеть «Гордость мусульман», которая может вместить до 70 000 верующих. Два других города, которые стоит посетить, чтобы увидеть жизнь за пределами столицы, — это Гудермес и Урус-Мартан.
У каждой национальности Северного Кавказа есть свои, неповторимые блюда, и Чечня не исключение! Вот некоторые из местных продуктов, которые вы ДОЛЖНЫ попробовать в Чечне. Одно можно сказать точно: с пустым желудком отсюда не уедешь. 🙂
А. Жижиг Галнуш — Это изюминка чеченской кухни: отварные куски мяса (говядины или баранины) с отварными пельменями, облитые чесночным соусом и бульоном.Он действительно тает во рту.
Б. Чапилгуш – это чеченская версия кавказских лепешек, поджаренных на плите с творожной начинкой. Еще более уникальным является тыквенный вариант этого блюда, называемый хингалш, который имеет гораздо более сладкий вкус.
C. Баар-Галнуш — Попробуйте этот вариант на свой страх и риск. 🙂 Также уникальное для Большого Кавказа блюдо представляет собой коровий желудок с рисом и другими органами в качестве начинки.
Приятного аппетита! 🙂
Конечно же, любое чеченское блюдо следует запивать чашкой чая (горячего чая) — основного продукта чеченских трапез и посиделок.
5. Какие самые скромные рестораны?В Грозном полно отличных ресторанов, поэтому может быть трудно решить, какой из них выбрать, особенно когда вы идете по оживленному центру города. Вот наша тройка лучших, каждая из которых может понравиться разным вкусам:
A. Кафе «Гараж» — это причудливое кафе на окраине центра города с автомобильной тематикой в интерьере ресторана. Еда отличная, а атмосфера уникальная по сравнению с более стандартной едой в остальной части города.
Б. Дай Кхерч – Этот ресторан находится примерно в 10 минутах от центра города и определенно находится в стороне от туристических маршрутов, но хорошо известен местным жителям. Обстановка аутентично чеченская, и вы сможете попробовать свои силы во всех вышеупомянутых местных блюдах.
C. Ресторан «Купол» — определенно самый «модный» из наших рекомендаций, этот ресторан находится на верхнем этаже 5-звездочного отеля Грозного «Грозный-Сити». В ясный день вы можете насладиться трапезой, любуясь потрясающим видом на заснеженные вершины Кавказского хребта вдалеке, а вечером полюбоваться ночным Грозным.Вы будете приятно удивлены доступными ценами для ресторана такого уровня!
6. Какие 3 достопримечательности Чечни обязательно нужно посетить?Как и в любой горной республике Кавказа, выбрать всего три достопримечательности практически невозможно, ведь каждое горное ущелье таит в себе безграничную красоту. Но так как нам приходится выбирать, вот с чего начать:
А. Мечеть Сердце Чечни – центральная часть Грозного и для многих чеченцев знак восстановления республики после чеченских войн.Построенный в турецком стиле, окружающая территория величественна, а внутренняя архитектура потрясающе красива.
Туристы приветствуются. Не забудьте снять обувь перед входом; женщинам будет предложено носить головной убор и наблюдать со 2-го этажа.
Рядом с Грозным есть еще две мечети, которые также могут привлечь ваше внимание: Мечеть Аймани Кадыровой в Аргуне с ее уникальной зеленой цветовой гаммой и Мечеть Гордость мусульман в Шали, которая теперь претендует на звание самой большой мечети в Европе.
Б. Озеро Кезеной-Ам. Красивое озеро, как на фотографиях: сочная зелень, холмистая местность летом и ярко-голубые воды, контрастирующие с пейзажем в любое время года. Кезеной-Ам — самое большое озеро на Северном Кавказе, прямо на границе горного Дагестана. Это определенно самое популярное место у местных чеченцев, когда они хотят отправиться в горы. Вы также можете посетить перестроенную деревню Хой прямо за озером, и в летнее время есть множество вариантов приключений: катание на лошадях, зиплайн и многое другое.Кезеной-Ам находится примерно в 3 часах. ехать в одну сторону из Грозного.
C. Башни Ушкалои – это комплекс из двух сторожевых башен, встроенных прямо в склон крутой каменной стены в узкой полосе Аргунского ущелья. Хотя сегодня их легко не заметить, в древние времена эти башни служили важной системой охраны, чтобы предупредить других, находящихся дальше по ущелью, о приближении врагов. Ушкалой находится недалеко от горнолыжного комплекса «Ведучи», а также водопадов Никарой, так что в этом прекрасном регионе есть на что посмотреть.
7. Какие 2 самых необычных места стоит посетить?Если вы посещаете Чечню, вы уже уверены, что большинство мест, которые вы посещаете, находятся в глуши для среднего международного путешественника. Имея это в виду, мы даем вам эти два уникальных направления в глуши в Чечне:
1. Наш-хой – Хотя вы не найдете это направление ни в одном путеводителе по Чечне, это очень важное место для чеченцев, так как это родина их вайнахской цивилизации (общий термин для чеченцев, ингушей и кистинцев).
Это вверх по ущелью Галанчох на юго-западе Чечни, с невероятными видами с горы Наш-хой, а также местного села и башен. Вам, вероятно, понадобится местный житель, который отвезет вас сюда, чтобы не заблудиться!
2. Выпейте чаю или пообедайте с местным жителем! — Хотя это может показаться поверхностным предложением, если вы не знаете местных жителей, чеченцы чрезвычайно гостеприимны и часто приглашают иностранцев к себе домой или в кафе, чтобы выпить с ними чай (или даже полноценный обед). , после встречи с ними где-то на публике.Это отличное окно в то, как живут местные жители, и дает прекрасную возможность отказаться от стандартной туристической платы за проезд и по-настоящему пообщаться с местным населением. Будьте гибкими в своем графике и соглашайтесь на приглашения от местных жителей!
8. Нужно ли разрешение на посещение Чечни? В зависимости от того, из какой вы страны, вам может понадобиться туристическая виза для посещения России и, следовательно, Чечни, поскольку Чечня является частью России.
В связи с этим большинство основных туристических достопримечательностей Чечни доступны для иностранцев.Есть два основных исключения, для посещения которых требуется пограничное разрешение: некрополь Цой-Педе и башенный комплекс Никарой.
Несмотря на то, что это прекрасные достопримечательности, которые стоят того, чтобы их увидеть и испытать, пожалуйста, не пытайтесь посетить их без пограничного разрешения. Это разрешение для посещения горных районов России в пределах 5-10 миль от границы с Грузией. Иностранцы могут получить разрешение на посещение этих регионов, но должны подать заявление в пограничную службу не менее чем за 60 дней, как правило, совместно с местным гидом или туристическим агентством (и вы не гарантируете получение разрешения).Если вы получили разрешение, разумнее всего посетить эти регионы с местным гидом или туристическим агентством, которые подтвердят ваше присутствие там в случае возникновения каких-либо вопросов.
9. Что-нибудь особенное о путешествии по Чечне, которое мне следует знать об одежде, культуре, традициях? Хотя вы можете сопротивляться идее «дресс-кода», в Чечне это очень важно. Чечня — консервативная исламская республика с сильными традиционными ценностями. Они очень приветливы к гостям и благодарны, когда гости уважают их традиции, особенно.в том, как они одеваются. Для мужчин это в основном означает не носить шорты и скрывать любые татуировки, которые в противном случае были бы видны. Для женщин это означает ношение свободной одежды, юбок/платьев до колен или длиннее, а также отсутствие прозрачной одежды. Головные уборы не обязательны, но приветствуются.
Одна вещь, которую вы, вероятно, заметите, это сильное присутствие полиции в республике, как на контрольно-пропускных пунктах, так и в Грозном и других городах. Хотя это может вызывать у вас дискомфорт в зависимости от того, откуда вы родом, это одна из мер, принятых местными властями для обеспечения мира и порядка в обществе, поскольку войны закончились много лет назад.Как и в любом месте, которое вы посещаете в качестве туриста, если вы проявляете уважение к местным традициям и соблюдаете закон, у вас должен быть хороший опыт.
Мы надеемся, что этот путеводитель был легким толчком, который вам нужен, чтобы спланировать поездку в Чечню. Это очаровательное место с уникальными обычаями, историей и захватывающими дух пейзажами. Местные жители любят гостей и будут рады вас видеть!
Дополнительная информация о путешествиях и культуре в Чечне из подкаста CaucasTalk:
–Советы путешественникам в Чечню (аудиоверсия этого блога)
–Собственными словами: Чечня
Экспорт священного террора в Чечню Из Пакистана и Афганистана
Стратегический анализ:
Ежемесячный журнал IDSA
Экспорт священного террора в Чечню из Пакистана и Афганистана
Винод Ананд *
Именно во второй половине седьмого века ислам впервые пришел в регион Северного Кавказа через арабские завоевания. Однако только в конце 17 — начале 19 веков современные Дагестан и Чечня были в значительной степени обращены в ислам, а некоторая часть чеченского населения приняла ислам только в 1895 году.
Во многом это произошло благодаря усилиям арабских и кавказских суфийских миссионеров, и двумя преобладающими орденами были братства Накшбандия и Квадрия. Последние двести лет были свидетелями, во-первых, попыток царской России удержать чеченцев под контролем, а затем и большевиков, последовавших за ними. Во время Второй мировой войны Сталин депортировал большое количество чеченцев и ингушей в Сибирь и Казахстан. И вот после распада Советской России продолжается российско-чеченский конфликт.
После «перестройки» и распада Советского Союза Чечня провозгласила независимость от России 6 сентября 1991 года под руководством Джохара Дудаева. Он смог захватить все важные активы и установить контроль над регионом. Российское государство смогло организовать согласованные усилия по свержению Дудаева только в ноябре 1994 года, когда было начато первое крупное военное наступление с целью его отстранения от власти. Однако только в августе 1996 года этот жестокий российско-чеченский конфликт завершился, хотя и временно, мирным соглашением.
1 Президенты России и Чечни подписали пакт об отказе от применения силы и визуализации окончательного соглашения о политическом статусе Чечни после 2001 года. Однако мир был нарушен в августе 1999 года, когда чеченцы предприняли насильственное вторжение в Дагестан в августе В сентябре 1999 г. последовали взрывы в Москве и двух других городах, в результате которых погибло более 300 человек. Эти взрывы якобы были делом рук чеченской милиции.
Священная война
Где-то в 1993 году Дудаев призвал к джихаду (священной войне).Поступали сообщения о том, что на призыв Дудаева откликнулись многие пакистанские, афганские и иранские добровольцы. Также считается, что Межведомственная разведка Пакистана обучала чеченских боевиков в тренировочных лагерях Афганистана и Пакистана по тем же принципам, что и афганцев, готовивших против Советского Союза. Во время первой чеченской войны 1994-1996 годов Пакистан наряду с некоторыми другими мусульманскими странами был в первых рядах критиков российской военной интервенции в Чечне.
Пакистан отверг утверждения о том, что его граждане находились в Чечне в качестве наемников, но сделал обычное замечание, что «в Пакистане и других исламских странах есть сочувствие и забота о народе Чечни».’ 2
В августе 1999 г. афганские, пакистанские и арабские боевики, прошедшие подготовку в тренировочных лагерях, созданных военизированными организациями разного толка и толка в Пакистане и Афганистане, как предполагается, вместе с чеченским командиром Шамилем Басаевым и иорданским бойцом Хаттабом участвовали в штурме некоторых районы Дагестана в России. 3 Это привело ко второй военной интервенции России в Чечне. Эти исламские боевики считали себя «воинами Аллаха», выполняющими свой божественный долг по исполнению воли Бога.В конечном итоге российские войска выгнали их из Дагестана, и их действия больше напоминали действия исламских террористов, чем «освободителей» Дагестана. Некоторые из этих элементов, вернувшись из Чечни, участвовали в кампании под руководством базирующегося в Фергане Исламского движения Узбекистана по захвату более 20 сел в Кыргызстане.
4 Таким образом, подобные исламские группировки используют слабую политическую и правопорядковую ситуацию в регионах Северного Кавказа и стран Центральной Азии.
Тренировочные лагеря
В Пакистане насчитывается около 6 000 религиозных семинарий, в которых обучается до 500 000 студентов, среди которых пакистанцы, арабы, выходцы из Центральной Азии и даже выходцы с Северного Кавказа и Дальнего Востока. Согласно пакистанским источникам, до 1500 таких школ проповедуют джихад и играют важную роль в военной подготовке учащихся. 5 Перед свержением премьер-министра Пакистана Наваза Шарифа в октябре 1999 года он признал связи талибов с пакистанскими сектантскими террористами, заявив, что «мы дали понять талибам, что это неприемлемо».Однако Мушарраф с прицелом на усиление давления на Индию смотрит в другую сторону и не хочет противодействовать исламским боевикам Деобханди, полезным для пакистанской кашмирской политики. Фактически, приняв бразды правления Пакистаном, Мушарраф освободил сектантских фундаменталистов, которые, помимо участия в сектантском насилии, также связаны с поддержкой повстанцев в Чечне.
Существует ряд религиозных воинствующих группировок и организаций со штаб-квартирами либо в Пакистане, либо в управляемом талибами Афганистане, которые порождают святых воинов для исламской уммы для ведения джихада в отдаленных странах, таких как Чечня.Некоторые из известных групп/организаций:
(a) «Харкут-уль-Муджахедин», преемник «Харкат-уль-Ансар», которая была объявлена террористической организацией США после похищения четырех западных туристов в Кашмирской долине. Джамайт-уль-Улема-Ислам и Сипахе Сахаба Пакистан также влияют на это.
(b) Хиджбул моджахеды, военное подразделение политико-религиозной партии Джамаат-и-Ислами (ДИ). Он довольно активно собирал средства на джихад в Чечне.
(c) Аль-Бадр (боевая организация, поддерживаемая Джамаат-и-Ислами).
(d) Сипахе Сахаба Пакистан. Фундаменталистская сектантская группа ваххабитов-суннитов.
(e) Организация «Аль-Каида» Усамы бен Ладена и Международный исламский фронт.
(f) Лашкар-э-Тойба, боевое крыло Марказа Дават валь Иршада, проповедует джихад.
утверждают, что краткосрочные цели этих тренировочных лагерей — предоставить обученную и мотивированную рабочую силу для борьбы в Кашмире и для борьбы талибов против сил Северного Альянса.Однако долгосрочная цель этих лагерей состоит в том, чтобы экспортировать эту талибскую и исламскую модель на Северный Кавказ, в Среднюю Азию, на Балканы, на Филиппины, на Ближний Восток и в китайскую провинцию Синьцзян.
Печально известным стал тренировочный лагерь Акора Хаттак в Пакистане, недалеко от афганской границы. Это также религиозная школа, расположенная рядом со знаменитой мечетью Хаккания. Здесь некоторым чеченским боевикам дали год обучения Корану, а затем отправили сражаться с русскими в Чечне.Медресе оборудовано по последнему слову техники и оснащено высокотехнологичным оборудованием, есть веб-сайт, электронная почта, компьютер и другие средства связи. И в нем есть общежитие на 3000 мест. 6 Несмотря на то, что правители Пакистана отрицают, что таким организациям/учреждениям оказывается какая-либо помощь или стимулы, пакистанская полиция предоставила семинарии вооруженную охрану.
Финансирование обучения поступает не только от правительства, но и из различных невидимых источников, таких как лица, проживающие за границей, и некоторые дружественные арабские страны.Основная цель и задача этой школы – воспитать «святых воинов» и совершить исламскую революцию. В первую неделю февраля этого года заместитель председателя Совета министров правительства талибов Мохаммед Раббани посетил Пакистан. Одним из основных моментов визита г-на Раббани (второго лица в иерархии Талибана) стала его речь на Дарул Улум Хаккания в Акора Хаттак. Некоторые из 18 членов его делегации учились в том же медресе. Он призвал к мусульманскому единству и осудил антиисламские силы.Он также подчеркнул, что Усама бен Ладен был гостем в Афганистане. Считается, что Международный исламский фронт бен Ладена даже обучал и отправлял британских мусульман в Чечню.
Еще одна группировка «Лашкар-и-Тойба» стала одной из крупнейших частных армий исламских боевиков в Пакистане, которая не только занимается джихадом в Кашмире, но и нацелилась на продолжающийся конфликт в Чечне и Средней Азии.
К настоящему времени он обучил более 100 000 «моджахедов» военному ремеслу в ряде военных тренировочных лагерей, расположенных в Пакистане и Афганистане.Он имеет обширную сеть в Пакистане с более чем 2000 офисов. 7 Он следует ахле хадисам или секте ваххабитов исламских верований. С признанием талибов Саудовской Аравией и Пакистаном произошло сближение антишиитско-деобандийско-ваххабитского суннитского фундаментализма. А если к этому рецепту добавить щепотку философии Накшбандия, то это вызовет гнев не только Ирана и различных шиитских сект, но и русских и центральноазиатских режимов. Большая часть населенных мусульманами районов Северо-Кавказского региона в России следуют мистическому ордену поклонения святыням Накшбандия.Конфликт в Чечне и арабское влияние привели последователей Накшбанди к более строгой ортодоксальности базирующегося в Саудовской Аравии ваххабитского ордена.
Шамиль Басаев и Хаттаб провели рейд в Дагестане в августе 1999 года. Шамиль посетил Афганистан в марте 1994 года через Баку в Азербайджане и Пакистане.
Он посетил тренировочные базы партизан в провинции Хост на юге Афганистана. 8 В мае того же года он вернулся с первой группой добровольцев для подготовки к «джихаду» против русских.Это были те самые тренировочные лагеря, которые были поражены крылатыми ракетами США в августе 1998 года. Хаттаба иногда называют русским Усамой бен Ладеном. Помимо участия в августовском рейде 1999 года, он якобы организовал взрывы в Москве и Волгодонске. Считается, что он проходил обучение вместе с другими арабскими добровольцами в Афганистане в середине восьмидесятых, а в 1992 году принимал участие в операциях исламских боевиков против Таджикистана. В 1995 году он переехал в Чечню вместе с контингентом арабских добровольцев и начал обучать чеченских боевиков. 9
Считается, что афганские ветераны в значительной степени поддерживают чеченский мятеж. Согласно пакистанским источникам, большое количество чеченцев вместе с другими иностранными гражданами продолжают проходить подготовку в военных лагерях в Афганистане, таких как Карга-1, примерно в 12 км к северу от Кабула. 10 Во вторую неделю февраля этого года поступили сообщения о том, что 70 боевиков из Пакистана и арабских стран были отправлены для усиления отрядов боевиков, сражающихся в южных горах Чечни.Они прошли специальные тренировочные лагеря в Афганистане и планировали использовать маршрут через Туркменистан, Азербайджан и Турцию. 11
Поддержка Джамаат-и-Ислами
Одной из активных политико-религиозных партий, поддерживающих воинственность Чечни, является Джамаат-и-Ислами со штаб-квартирой в Мансуре, недалеко от Лахора. 14 ноября прошлого года Наиб Амир (заместитель командира) профессор Гафур Ахмед призвал в Карачи внести свой вклад в джихад против русских в Чечне.В своем публичном выступлении он попросил пожертвования и учредил «Фонд Шешан Джихад», предназначенный для Чечни. 12 Он также организовал демонстрацию в знак солидарности с чеченцами и красноречиво расхваливал доблесть чеченского народа, предсказывая, что Чечня станет кладбищем российских войск. Борьбу в Чечне он считал продолжением афганской борьбы, приведшей к распаду бывшего Советского Союза. Он призвал генерального директора генерала Первеза Мушаррафа открыто объявить о поддержке чеченских мусульман.Вновь 27 января с.г. «Джамаат-и-Ислами Амир» (глава) Кази Хусейн Ахмед обратился к пакистанцам с призывом помочь и поддержать чеченских мусульман в Грозном оружием, продовольствием и медикаментами. 13 Он призвал пакистанцев делать щедрые пожертвования и заявил, что мусульманская умма всегда обращалась к Пакистану за помощью в случае необходимости. 9 февраля этого года Кази призвал Мушаррафа положить конец антиисламской практике. Он также потребовал, чтобы правительство Пакистана признало Чечню. Ранее в октябре Кази заявил, что «кемализм или секуляризм недопустимы в Пакистане; и добавил, что здесь может работать только исламская система».Далее он заявил, что «если кто-то одержим кемализмом или любой другой системой, он должен очистить свой разум от всех подобных мыслей.
Народ и вооруженные силы Пакистана не потерпят такой системы. Они скорее будут сопротивляться таким предосудительным идеям». 14 Это был прямой отпор высказываниям генерала Первеза Мушаррафа, заявившего ранее, что Кемаль Ататюрк произвел на него впечатление. Это было указанием на жесткую позицию воинствующих и политико-религиозных организаций в отношении усилий или реформ по контролю за их деятельностью со стороны военной хунты.Кази считал, что свержение правительства Наваза Шарифа не было результатом переворота нескольких человек. Наоборот, это был результат хорошо продуманного коллективного массового движения против правительства Шарифа.
Сбор средств Зелимханом
В феврале этого года Зелимхан Андарбаев, бывший президент Чечни, посетил Пакистан по пути в Афганистан. Визу ему предоставило правительство Пакистана. Он совершил обширную поездку по Пакистану, чтобы заручиться поддержкой чеченских боевиков.Кази Хуссейн Ахмед из Джамаат-и-Ислами сыграл важную роль в пожертвовании Зелимхану около 200 000 долларов.
15 Бывший президент Чечни посетил множество мечетей, встретился с лидерами боевиков многочисленных фракций и организаций и собрал неуказанные суммы для военных действий в Чечне. Все это было совершено под благосклонным оком нынешнего правительства Пак. Группы и организации боевиков со штаб-квартирой в Пакистане и на территориях, контролируемых талибами, отнеслись к визиту Зелимхана весьма благосклонно.С 1992 года такие группировки неоднократно экспортировали в Чечню оружие, наемников и подготовленных боевиков разных национальностей. Маршрут, используемый для такого экспорта, был из Пакистана в Афганистан, через Таджикистан, а затем прямо к Каспийскому морю, а затем через Дагестан в Чечню. Считается, что группа боевиков «Харкат-и-Джихади Ислам» использовала этот маршрут, чтобы отправить в Чечню около взвода святых воинов для борьбы с русскими в текущем российско-чеченском конфликте. 16 Также считается, что некий Маулана Дадулла привел отряд талибов в Чечню в качестве подкрепления для джихада против русских.
Судя по всему, деятельность экстремистов подстегнул приезд Зелимхана. Министр иностранных дел движения «Талибан» Вакиль Ахмед Муттавакиль сказал: «Мусульманскому миру стыдно, что он не поддерживает чеченцев. Они мои братья. Они мусульмане. Единственный выход — помочь чеченцам». Далее он заявил, что они не были террористами и боролись за свободу и независимость от России. 17
«Аль-Бадр» также является одной из таких групп, организовавших деятельность по сбору средств для военных действий в Чечне. Даже «Сипах-и-Сахаба», воинствующая суннитская фундаменталистская группа, присоединилась к побеждающей стороне, чтобы поддержать усилия Андарбаева. 18 Все эти группы призывают правительство объявить джихад против России, чтобы легитимно отправить боевиков на Северный Кавказ. Зелимхан в интервью во время своего визита в Пакистан заявил: «Я видел и изучил все системы, ничего не будет работать, кроме исламской системы».Он считал, как и любой другой радикальный мусульманин, что шариат и джихад были ответом на все проблемы и беды общества и нации.
Джихад был лучшим способом борьбы с несправедливостью и террором сильных мира сего.
Поддержка Талибана и Пакистана
В январе этого года правительство талибов признало Чеченскую Республику Ичкерия отдельной страной, а Зелимхан Андарбаев был назначен послом в контролируемый талибами Афганистан.Россия не только возражала против визита чеченца в Пакистан, но и протестовала против неспособности Исламабада воспротивиться признанию Чечни талибами. 19 Официальная позиция Пакистана заключается в том, чтобы рассматривать Чечню как неотъемлемую часть Российской Федерации и не вмешиваться в их внутренние дела. Однако тайно она не препятствует какой-либо враждебной деятельности, проводимой на ее территории против России. На самом деле пакистанское государство готово оказать моральную и материальную поддержку чеченским повстанцам.Об этом легко судить по деятельности политико-религиозных партий и воинствующих группировок, открыто поддерживающих чеченское дело.
Лидер талибов Мулла Мохаммед Омар принял решение поддержать сепаратистское правительство во главе с президентом Асланом Масхадовым после встречи с делегацией из Чечни во вторую неделю января этого года. Россия утверждала, что признание Чечни режимом талибов было юридически ничтожным, поскольку сам режим не признан ООН, а правительство Бурхауддина Раббани, признанное ООН, является легитимным режимом Афганистана.Резолюция Совета Безопасности ООН о введении международных антитеррористических санкций против движения «Талибан» от 14 ноября 1999 г. также содержит положения о применении в случае необходимости дополнительных и более жестких мер. Таким образом, открытая поддержка Талибаном террористов, действующих из районов, находящихся под контролем талибов, дает достаточные основания для ужесточения санкций ООН против движения Талибан.
Во время своего пребывания в Пакистане Зелимхан предложил сформировать международную армию исламских государств, чтобы подготовиться к российской агрессии и чужому вызову всей исламской умме.
Он даже предложил, чтобы Пакистан, Афганистан и Чечня образовали конфедерацию с общими вооруженными силами, чтобы противостоять натиску антиисламских сил. 20 Он выразил удовлетворение переговорами, проведенными с некоторыми пакистанскими официальными лицами, однако не назвал имен и назначений таких официальных лиц. Власти Пакистана попросили его уехать после трехнедельного визита в связи с предстоящим визитом президента Клинтона в марте и из-за яростных возражений России против его деятельности по сбору средств и подстрекательству толпы.Хотя пакистанские власти утверждали, что он был их гостем, но попросили его уехать, поскольку срок действия его визы истек.
Некоторые пакистанцы находят отражение духа своего общества (который сформировался с 1947 г.) в поведении чеченцев, особенно во времена опасности. Бригадный генерал Сайед Тимази, пакистанский автор в своей книге «Чечня; Трагедия и триумфы» отмечается, что «Чечня традиционно является обществом военной демократии.
В случае опасности и при угрозе агрессии чеченцы избирают военачальника и подчиняются его приказам.” 21 В Пакистане правили в основном военные диктаторы, и, по-видимому, Индия была единственной угрозой на протяжении всего существования Пакистана. Пакистан всегда стремился стать лидером исламской уммы, занимаясь сомнительной деятельностью. Когда в 1994-1996 годах де-факто была создана Чеченская Республика, пакистанцы высоко оценили тот факт, что меньший чеченский народ победил «могучие силы» благодаря чеченской мотивации, вере и идеям мести и ненависти к русским.Именно этого пакистанское государство пыталось добиться в отношении Индии, особенно со времен генерала Зия-уль-Хака и после его поражения в индо-пакистанской войне 1971 года.
Религиозно-политические партии в Чечне и талибы увещевают своих «моджахедов», поддерживая доктрину о том, что если талибы смогут победить гораздо более крупные вооруженные силы Советской России и отправить свою армию в бывший СССР, Чеченские моджахеды и исламская умма не могли повторить то же самое в Чечне.
Наряду с исламской риторикой и политикой именно стратегическое значение самой Чечни вынуждает различных игроков, таких как США, страны НАТО и другие страны, проявлять активный интерес к чеченской неразберихе, несмотря на широко разрекламированные нарушения прав человека русскими в Чечне. Стратегическое значение Чечни в основном связано с ее расположением на Северном Кавказе и той ролью, которую она играет в политике нефтепроводов. Совершенно очевидно, что США проводят политику вывода каспийских нефтепроводов как из России, так и из Ирана, чтобы уменьшить влияние России в Центральной Азии и везде, где это возможно.Если русские прочно овладеют Чечней, им удастся реализовать два трубопроводных проекта, по которым нефть из Казахстана и Азербайджана будет транспортироваться в черноморские порты через Чечню. Американская альтернатива — доставлять казахстанскую и азербайджанскую нефть через Грузию и Турцию к Черному морю. Соглашение по этому проекту было подписано в ноябре 1999 года.
22 У Америки также сложные отношения с Талибаном. С одной стороны, она недовольна тем, что талибы укрывают Усаму бен Ладена, с другой стороны, она нуждается в помощи талибов для достижения своей цели и задачи трубопроводной политики.Чтобы избежать Ирана, некоторые нефтепроводы должны проходить через Афганистан и Пакистан. 3 февраля этого года Пакистан и талибы договорились о реализации проекта газопровода Пакистан-Афганистан-Туркменистан и нефтеперерабатывающего завода в Афганистане. 23 Неясно, как будет финансироваться проект. Аналогичный проект американской корпорации UNOCAL был приостановлен из-за нарушений прав человека талибами и санкций ООН против возглавляемого талибами правительства.
Пакистанский генерал на российско-грузинской границе
Одним из событий, которое в значительной степени осталось незамеченным, является направление в январе этого года офицера пакистанской армии генерал-майора Аниса Баджва в качестве главного военного офицера МООННГ (Миссии Организации Объединенных Наций по наблюдению в Грузии) для наблюдения за проблемой Абхазии, мусульманина.
Преобладающий регион Грузии. 24 Мандат МООННГ, срок действия которого истекал 31 января этого года, рекомендовано продлить на шесть месяцев. В состав миссии входит 101 военный наблюдатель ООН, которые ищут мирное решение в Абхазии. Чечня и другие северокавказские мусульманские республики России граничат с Грузией. Россия пытается изолировать южные горы Чечни и бороться там с повстанцами. Такая акция, по замыслу президента Владимира Путина, не позволила бы повстанцам спуститься на равнину для нападения на российские позиции.Также считается, что чеченцы получают оружие, боеприпасы и другую материальную помощь через прозрачную границу с Грузией. Российско-грузинская граница была основным маршрутом снабжения, через который чеченцы получали технику. Из-за того, что американцы, западноевропейцы и пакистанцы симпатизируют чеченцам, направление пакистанского генерала в деликатный район приобретает дополнительное значение. Можно вспомнить, что Ричард Батлер, руководитель ЮНСКОМ, комиссии ООН в Ираке по наблюдению за их программой ОМУ (оружие массового уничтожения), предоставил конфиденциальную информацию американским и израильским спецслужбам.
Более того, Пакистану, который был отстранен от Содружества Наций и находится на пути выхода из ДН (Движения неприсоединения) из-за насильственного устранения демократии и ее замены военной диктатурой, не должно было быть позволено направить члена свою сильно исламизированную армию в Грузию. Фактически, из-за отвращения пакистанской армии к светским, демократическим, прогрессивным и либеральным принципам ей следовало бы запретить выполнять какие-либо задания ООН или посылать контингент ООН.Любопытно отметить, что США, единственная сверхдержава, обладающая определенным уровнем контроля над ООН, сочли целесообразным не возражать против передачи такого важного задания ООН пакистанским вооруженным силам. Интересы и Америки, и Пакистана в чеченской проблеме совпадают. Они на одной стороне.
Источник средств
Когда в восьмидесятых годах Зия начал свою кампанию по исламизации Пакистана, он выделил медресе большие суммы из фонда закята.Он также приравнял сертификаты, выдаваемые медресе, к сертификатам, выдаваемым университетами.
Медресе предлагало бедным и неграмотным не только бесплатное образование, но и возможность сделать жизнь более значимой. И этой причиной был джихад. Это было противоядием от разочарования простых людей политическим и социально-экономическим положением дел в стране. Натиск модернизма также угрожал фундаменталистским и экстремистским религиозным партиям, поскольку распространение модернизма ставило под сомнение саму основу религии.Во время советско-афганской войны американцы предоставили средства и большой арсенал оружия. Но этот источник иссяк после того, как американцы потеряли интерес к выводу советских войск. В настоящее время источником финансирования являются государственные сборы, пожертвования и вклады арабских стран. По-видимому, этого недостаточно для удовлетворения постоянно растущей потребности в средствах со стороны растущих фабрик терроризма в Пакистане и Афганистане.
«Самая главная привлекательность Афганистана для беглых исламистов со всего мира – это возможность финансировать свою деятельность за счет героина и контрабанды контрабандных товаров.
Какими бы ни были недостатки талибов, они обеспечивают идеальную безопасность и защиту своим гражданам и торговцам», — говорит пакистанский аналитик. Доход от урожая мака является основным источником дохода, поскольку талибы взимают 10-процентный «ушр» на этапе производства. Экстремистские группировки добывают средства, способствуя транспортировке наркотиков через Среднюю Азию, Пакистан, арабские страны, Турцию, Кавказ и Россию. На самом деле, различные исламские радикальные и воинствующие группировки почти получили от Талибана лицензию на перевозку наркотиков, в то время как последние собирают доходы у источника.Таким образом, связь с Чечней очень кстати для боевиков, действующих на Северном Кавказе, как хороший источник дохода.
Афганистан, будучи страной, не имеющей выхода к морю, весь его импорт проходит через пакистанские порты. Его положение несколько похоже на положение Непала, не имеющего выхода к морю, по отношению к Индии. Широко распространена контрабанда и торговля контрабандными товарами.
Боевики имеют долю в этой торговле, объем которой оценивается в 1,96 миллиарда долларов в год. 25 Талибан также зарабатывает значительные суммы на товарах, проходящих транзитом через его территорию и экспортируемых в страны Центральной Азии.
Вывод
Конфликт в Чечне создал еще один смысл существования для джихадистских организаций. Пакистан и Талибан находятся в авангарде поощрения и содействия существованию таких организаций. Генерал Первез Мушарраф посоветовал всем джихадистским организациям и группам боевиков объединиться под одним знаменем, но, по-видимому, некоторые политико-религиозные партии, такие как Джамаат-и-Ислами, опасаются ослабления своей власти и роли, если они объединятся под одной зонтичной организацией.Джихадские организации и боевые группы становятся все более могущественными и экстремистскими в своих взглядах и напористыми в действиях из-за независимых источников финансирования и растущего разочарования преобладающими экономическими и социально-политическими условиями в Пакистане.
Расколы в исламе привели к межконфессиональному насилию в Пакистане, которое вгрызается в самые внутренности современного, прогрессивного, либерального и демократического общества Пакистана. Хотя деятельность таких воинствующих группировок соответствует кашмирской политике Пакистана, тем не менее, деятельность этих групп привела к изоляции Пакистана и Афганистана от международного сообщества.
Поддержка Пакистаном Чечни вызвала недовольство России. Китай также недоволен тем, что некоторые из его повстанцев-мусульман из провинции Синьцзян проходят подготовку в лагерях подготовки боевиков в Пакистане и Афганистане. Государства Центральной Азии настороженно относятся к возрождению ислама в их странах, поощряемому исламскими радикалами, имеющими связи с Пакистаном и афганскими религиозными фундаменталистами. Америка также недовольна тем, что Талибан укрывает своего врага номер один Усаму бен Ладена. И его также не устраивает неспособность Пакистана повлиять на талибов, чтобы они передали Ладена США.
Пакистан находится в изоляции от международного сообщества из-за своей ярко выраженной склонности игнорировать растущий призрак исламской воинственности. Таким образом, генерал Мушарраф находится в незавидном положении; он оседлал тигра исламской воинственности и не знает, обуздать его или продолжать поощрять. Оба варианта кажутся катастрофическими для его дальнейшего благополучия. Во время пакистанского турне бывшего президента Чечни Зелимхана Андарбаева правительство Первеза Мушаррафа держалось от него на осторожной дистанции.Однако это позволило ему провести кампанию по сбору средств для дела чеченской воинственности. Зелимхану удалось наладить отношения с различными джихадистскими организациями и заручиться моральной и материальной поддержкой чеченского повстанческого движения.
Наряду с делами Кашмира, Боснии и Палестины, к врагам ислама добавлено дело Чечни. Джихадистские организации, ставшие беспричинными после вывода советских войск из Афганистана, получили новый импульс от повстанческого движения в Кашмире в 90-х годах, а теперь они получили дополнительный импульс от повстанческого движения в Чечне.
Пакистан, будучи теократическим государством, независимо от того, управляется ли им гражданское население или военная хунта, благосклонно и с одобрением наблюдал за деятельностью религиозных радикалов. Для движения «Талибан» это обычное дело, поскольку нетерпимость, терроризм, фанатизм и получение прибыли от этого считаются его основными целями. По сути, Пакистан и талибы, правившие Афганистаном, стали очагами экспорта священного террора. А талибы имеют сомнительную честь быть единственным образованием в мире, признавшим Чечню отдельной республикой.Талибан, правивший Афганистаном, сам признали только три страны: Пакистан, Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты. Таким образом, уравнение о том, кто кому помогает, совершенно ясно. Конфликт в Чечне, кажется, далек от мирного разрешения, хотя русские заявляют, что получили контроль над Чечней. Если оглянуться на прошлые результаты российско-чеченских конфликтов, то нынешний конфликт, скорее всего, будет затяжным. Поддержка чеченцев талибами и пакистанцами только подлила масла в огонь и вряд ли смягчит страдания и невзгоды чеченского народа.
Только через российско-чеченский диалог можно найти взаимоприемлемое решение нынешней неразберихи.
Сноски
Примечание *: Старший научный сотрудник IDSA. Назад.
Примечание 1: Сергей Ковалев, «Война Путина», The New York Review of Books, 10 февраля 2000 г. Назад.
Примечание 2: бригадный генерал Сайед А.И., Тимази; (на пенсии), Чечня: трагедии и триумфы (Лахор: Дом фантастики, 1999).Назад.
Примечание 3: Ковалев н. 1. См. также Ismail Khan в Newsline, февраль 2000 г. и «Комментарии; Чеченские повстанцы проходят обучение в Пакистане», POT (Pakistan Series), vol. ХХVIII, нет. 83, 8 апреля 2000 г. Назад.
Примечание 4: См. М. Ильяс Хан в Herald, январь 2000 г. Он провел 40 дней в турне по Афганистану. См. также «Исламский экстремизм — связь с Афганистаном», POT (Афганистанская серия), том. ХХV, нет. 4 февраля 2000 г. Назад.
Примечание 5: Там же.
Назад.
Примечание 6: Роберт Фиск, «Фабрика Талибана в Паке», The Hindustan Times, 4 апреля 2000 г. Назад.
Примечание 7: См. Арифа Джамаля в новостях от 20 февраля 2000 г. и «Комментарии: самая большая частная армия исламистов в Пакистане», POT (Pakistan Series), vol. ХХVIII, нет. 23, 3 марта 2000 г. Назад.
Примечание 8: Исмаил Хан и Стив ЛеВайн, «The Rebel Connection», Newsweek, 13 марта 2000 г. См. также n. 3 для подробного отчета о деятельности чеченских командиров Шамиля Басаева и Хаттаба.Назад.
Примечание 9: Ковалев и Хан, н. 3. Назад.
Примечание 10: Там же. Назад.
Примечание 11: Дадан Упадхьяй, «70 паков, арабские боевики направляются в Чечню», The Indian Express, 13 февраля 2000 г. Назад.
Примечание 12: См. сайт Джамаат-и-Ислами в Интернете по адресу
Примечание 13: Там же.
Назад.
Примечание 14: Там же.Назад.
Примечание 15: Отчет Newsweek на n. 8 выше упоминается сумма в размере 185 000 долларов США. В другом отчете, опубликованном в Dawn, упоминается сбор Зелимханом 0,2 миллиона рупий только из одной мечети Джамиат Ахле Хадис. Ранее, 8 февраля, местный Джамаат-и-Ислами (ДИ) Амир, защитник Карачи Наймулла Хан, передал РС. 5,8 млн Зелимхану. Общая сумма коллекций могла быть намного больше, так как Зелимхан посетил множество мечетей и семинарий. Назад.
Примечание 16: Хан и Левин, См. n.8. Назад.
Примечание 17: Frontier Post, 1 февраля 2000 г. Также см. «Войска Талибана в поддержку чеченских боевиков», POT (Афганская серия), vol. ХХV, нет. 7 от 24 февраля 2000 г. Назад.
Примечание 18: Хан и Левин, См. n. 8. Назад.
Примечание 19: Рассвет, 28 января 2000 г. Назад.
Примечание 20: Новости, 11 февраля 2000 г.
Назад.
Примечание 21: Тимази, н. 2. Назад.
Примечание 22: Хан, см. н.4. Назад.
Примечание 23: Новости, 4 февраля 2000 г. Назад.
Примечание 24: Пакистан Таймс, 26 января 2000 г. Назад.
Примечание 25: Хан, см. н. 4. Назад.
Мнение | Чечня захватывает Россию?
Кроме того, г-н Кадыров обучил и оснастил свои службы безопасности. Он является одним из ведущих политических лоббистов в Москве. Когда он борется с российскими корпорациями и министерствами, он обычно побеждает.
Некоторые критики утверждают, что г-н Путин теперь опасается г-на Кадырова, потому что он знает, что любая серьезная попытка бросить вызов позиции чеченского лидера может привести к третьей войне. И это может быть более кровавым, чем предыдущие войны, потому что силы безопасности г-на Кадырова, которые лишь номинально являются подразделением МВД России, так хорошо обучены и хорошо оснащены.
Страх перед г-ном Кадыровым простирается далеко за пределы Чечни. Утверждается, что несколько сотен чеченских силовиков постоянно базируются в Москве, где некоторые из них, как утверждается, «облагают налогом» бизнес и занимаются другой незаконной деятельностью.Местная российская милиция, похоже, не в состоянии вмешиваться, когда их чеченские коллеги производят аресты за пределами своей юрисдикции. В тех случаях, когда люди из ближайшего окружения г-на Кадырова были замешаны в тяжких преступлениях, федеральные власти не могли их расследовать.
Другая сторона этой сделки заключается в том, что г-н Кадыров, который известен тем, что появляется на публике в футболках с изображением г-на Путина, неоднократно заявляет, что готов сражаться и умереть за российского лидера, где бы он ни попросил.Пока г-н Кадыров демонстрирует такую сверхлояльность, г-н Путин не проявляет особого беспокойства по поводу растущей мощи и влияния своего чеченского союзника. Действительно ли российский президент настолько доверчив, или он стал, по сути, заложником г-на Кадырова?
Ни то, ни другое.
Отношения между Грозным и Кремлем расчетливые, контролируемые и взаимовыгодные. Г-н Кадыров убедил Кремль, что только он может контролировать Чечню, и г-н Путин считает эту модель «урегулирования конфликта» эффективной. Силы безопасности Чечни являются активом для России во времена гибридных войн, когда, как сказал г-нКадыров сказал в недавнем интервью HBO, что в тайных операциях может быть полезно «накрутить» оппонентов. На самом деле люди г-на Кадырова воевали на Украине и в Сирии. Чеченский лидер также провел переговоры с правительствами Ближнего Востока и восстанавливает мечети в Алеппо и Хомсе в Сирии.
Со своей стороны, г-н Путин использовал войну в Чечне и угрозу терроризма для ограничения свобод. Многие репрессивные практики в современной России изначально были опробованы на населении Чечни.На протяжении более десяти лет сотрудники милиции из других регионов перемещались по Чечне и привозили домой приобретенные там «навыки» и не в последнюю очередь большую готовность применять пытки.
Г-н Путин может быть уверен, что если придет время, когда ему потребуется еще больше «чеченизировать» Россию, чтобы удержать власть, он может положиться на г-на Кадырова, который остается слишком местным и этнически самостоятельным, чтобы иметь будущее на высоком политическом уровне. офис на федеральном уровне.
Тексты песен, содержащие термин: чечня
Слова:
Радужные флаги в Чечне Частная пропаганда, Россия Крымский полуостров Сделай тебя снова великим, Америка Радужные флаги Чечня Частная пропаганда, Россия90 573 сотни тысяч ушли из 90 039 Чечни 90 040 не выдержали сильного обстрела, развязанного наступающими российскими войсками Анархия 34 миллиона человек в
Чечня Евро отражает потери Два Веса отражают Два Веса высокие и низкие в виду Опре Уинфри Она изучала пчел Изучены пчелы двух Весов
также планирует поблагодарить Российские солдаты за работу в чечне ....работай лучше..." Люди вокруг сводят меня с ума Когда я смотрю, как они бегают, мне становится 90 578.
с нашими тенями как парочка кенгуру а потом мы спустились в чечня на выходные твои глаза были ледяными, и все твои обещания были правдойершиком проводим мой Никто ничего не узнает из истории Высокая маленькая Салли играет с волшебными камешками Даша продает технику Чечне повстанцев Яочистить Red Deer в Теннесси, Исландия в Чечня Или в настоящее время между правым и левым ухом В прямом эфире и в стерео, у меня есть враги, которых я едва знаю друзьяПоехали в чечня маленький городок россии еще один козел отпущения готовится Еврей, часть вторая, армниан, часть третья, хуту и тутси не делаютбеднейшие нации, Бейрут, Чечня, , черт возьми, Вырвался, Белин, тысяча девятьсот восемьдесят девять человек, стена рухнула, Холодная война закончилась, но это не остановило больше снарядов,Проблема ИГИЛ в Чечне | The New Yorker
Жесткими, бескомпромиссными, а порой и сомнительной законностью методами лидер Чечни Рамзан Кадыров во многом сумел разгромить последние остатки воинствующего подполья.
Для Рамзана Кадырова, лидера Чечни, подъем ИГИЛ представляет как возможность, так и опасность.ФОТО ДМИТРИЯ КОСТЮКОВА / AFP / GettyПо оценкам чеченских правоохранительных органов, от трех до четырех тысяч чеченцев отправились в Ирак или Сирию, чтобы присоединиться к группировке. Большинство из них бежали из Чечни в Европу где-то во время Первой и Второй чеченских войн, но считается, что от четырехсот до пятисот человек направились прямо из Чечни на Ближний Восток. (Это, отчасти, объясняет падение уровня насилия внутри Чечни, говорят эксперты по экстремизму на Кавказе: уехали более закоренелые и преданные боевики.
Для Кадырова возвышение ИГИЛ представляет как возможность, так и опасность: опасность, которую представляет для России группа, еще раз доказывает его важность для Кремля, но также ставит под сомнение его претензии на построение идеального чеченского государства, тот, в который чеченцы со всего мира должны вернуться домой. 7 февраля он разыграл первое, представив десятки тысяч солдат, которые служат под его неформальной властью, как российскую силу, наиболее способную бороться с ИГИЛ .По российскому телевидению он заявил, что «лучшие бойцы» чеченских спецподразделений внедрились в ИГИЛ в Сирии и поддерживают российскую бомбардировку. Кадыров хотел бы поставить себя в центр усилий Москвы по поддержке правительства Башара Асада. Российские самолеты бомбят позиции повстанцев в Алеппо, подготавливая почву для осады города сирийскими и иранскими сухопутными войсками — потенциально ужасный исход, который привел к возобновлению, но пока безрезультатному дипломатическому давлению со стороны США.
Этой осенью я провел несколько дней в многотысячном чеченском селе, из которого в прошлом году уехало около десятка молодых людей, чтобы присоединиться к ИГИЛ . «Вопрос Сирии обсуждается в каждой семье. То, что там происходит, ни для кого не секрет», — сказал один мужчина, чей 24-летний брат отправился в Сирию, чтобы присоединиться к ИГИЛ . Тем не менее, члены семьи попросили меня не раскрывать их личности и местонахождение их деревни.Последствия отъезда сына или брата в Сирию могут быть серьезными: от потери работы до преследований и преследования полицией.
Перед отъездом младший брат мужчины прочитал Коран и поверил, что новый халифат сулит равенство и справедливость. «Я видел кровь и убийства, но у всех нас есть право делать свой выбор, и он сделал свой», — вспоминал его брат. «Я не смог убедить его; он не смог убедить меня». Попав в Сирию, он писал редко, только чтобы сказать, что счастлив и не вернется домой.
Через два месяца мужчина получил голосовое сообщение от другого подростка из той же деревни, который также уехал на территорию, контролируемую ИГИЛ в Сирии. Он рассказал о попытке боевиков ИГИЛ штурмовать здание. Рядом с его братом разорвался снаряд, мгновенно убивший его, а также еще одного чеченца и человека из соседней Ингушетии.Битва была безрезультатной. «Всевышний до сих пор не дал нам победы, вероятно, из-за грехов моих и других», — говорится в сообщении.
Однажды днем в деревне я разговаривал с женщиной, единственный сын которой уехал в Сирию. Он уехал из Чечни несколько лет назад, чтобы изучать медицину в Москве, и когда он и его мать разговаривали по телефону почти каждый вечер, он проявлял больше интереса к учебе, чем к религии. В последний раз, когда они разговаривали, в субботу, он сказал ей о предстоящем экзамене; она сказала, что будет молиться за него и что пора найти ему жену.
Его мать рассказала мне, как ее муж, отец ее сына, погиб, когда мальчику было девять лет, и как семья жила в лагерях беженцев в Ингушетии во время двух чеченских войн.«Он никогда не видел войны. Мы сделали все возможное, чтобы удержать его от этого», — сказала она. «Оказалось, что ему нужно было отправиться в Сирию, чтобы умереть». Что влекло его туда и как он мог оставить ее и своих четырех сестер без мужчины в семье, казалось выше ее понимания. «Это инфекция, и вся наша молодежь заболела».
Большинству из тех, кто уехал из Чечни, чтобы присоединиться к ИГИЛ , было за двадцать, они были слишком молоды, чтобы принять участие в двух войнах.
Однажды днем я сидел в задней комнате одного из немногих магазинов в деревне. Владелец магазина, образованный, очень обаятельный мужчина средних лет, налил мне по чашкам крепкого кофе и рассказал о своем сыне-подростке, который пытался отправиться в Сирию в июле прошлого года.
...работай лучше..."
Люди вокруг сводят меня с ума
Когда я смотрю, как они бегают, мне становится 90 578.
В прошлом году в результате насилия, связанного с затянувшимся повстанческим движением, было убито всего четырнадцать человек, по сравнению с 82 в 2012 году и 95 в 2011 году, как я писал в статье о Кадырове в журнале на этой неделе. Но на смену доморощенному чеченскому мятежу пришла другая насущная угроза безопасности. Пропаганда «Исламского государства» укоренилась внутри Чечни, особенно среди молодого поколения.
)
Он также прислал несколько фотографий. Его брат вытащил телефон, чтобы показать мне свою фотографию в Сирии, одетого в коричневый камуфляж, контуры его молодого лица частично скрыты толстой бородкой.
«Он был мягкосердечным и добрым; одним словом, золотой», — сказала она мне. Он исчез на следующий день. Два месяца спустя он написал ей текстовое сообщение о том, что находится в Сирии. «Я на пути Аллаха», — сказал он ей. Он снова связался с ней в августе, чтобы сообщить ей, что уходит на фронт. Несколько недель спустя другой чеченец написал ей, что ее сын погиб в результате ракетного обстрела в Баадже на северо-западе Ирака.
Их мотивы были разными: для одних это были поиски справедливости и религиозной чистоты; другие просто хотели выбраться из удушающей среды.Однажды днем в Грозном я разговаривал с профессором местного университета, который знал около двадцати студентов, включая нескольких молодых женщин, уехавших в Сирию. ИГИЛ — это нигилистический культ, который предлагает мрачное будущее, сказал профессор, но он может определить чувство отчаяния, которое подталкивает некоторых к группе. «Слава богу, мой сын подрос. Ему за тридцать, он уже слишком стар для этой идеологии», — сказал он. «Потому что что я ему скажу: все отлично? Посмотрите на все эти новостройки, на все эти недавно вымощенные дороги? Кадыров наша национальная икона? Убедит ли это его? Конечно, нет.